Возвращение Адама. Миф, или Современность архаики. Михаил Ямпольский

свободы и изменчивости[33].

      Вопрос, который постоянно ставила столь многоликая неопределенность, характерная для мифа: как придать этой противоречивой невнятице аспектов какой-то унифицирующий смысл?[34] И в ответе на этот вопрос, как мне представляется, и проходит граница между тоталитарными и авангардными мифами. Миф всегда многолик и неустойчив, и в этом его интерес. Но тотализирующий взгляд, обнаруживая эту противоречивость и многообразие, находит способ их преодолеть. Радгли указывает на то, что ключ к единству Одина заключен в его имени, которое переводится как Неистовый. Неистовство, или одержимость, определяет как его поведение на поле брани, так и его связь с поэзией, магией, вдохновением: «Неистовство в битве, поэтическое вдохновение, магический транс, сексуальный экстаз, наркотические галлюцинации – все эти аспекты Одина воплощают измененное состояние сознание. Таким образом, он – бог измененного сознания…»[35] Конечно, это суждение не может быть принято без критики. Но еще Юнг писал об Одине как воплощении «furor teutonicus» – тевтонского неистовства[36].

      До Юнга эти идеи высказывали два представителя школы германиста Рудольфа Муха – Элизабет Вайзер-Ааль и Отто Хёфлер. Вайзер в 1927 году в своей докторской диссертации исследовала «экстатический» фольклор «Дикой охоты» в контексте реконструируемых ею ритуалов мистической инициации воинов[37]. Юнг лишь присоединяется к мифотворчеству немецких националистических фольклористов.

      Стихийная неукротимость Одина объединяет все его аспекты. Неистовство – способ интенсивного размывания разноликового в некой неопределимой стихийности, отсылающей к единству внутреннего опыта Серса. В итоге Один являет себя в виде некоего сверхединства, напоминающего лидера масс – фюрера: «…немецкий бог представляет цельность, относящуюся к первобытному уровню, к психологическому состоянию, в котором человеческая воля почти идентична божественной и, значит, целиком в руках судьбы»[38].

      Это сведение множественности к единству и является, на мой взгляд, главной особенностью тоталитарного понимания мифа. Каким бы несводимым к целостности ни был миф, достаточно найти некое общее свойство персонажей, как эта многоликость слипается в нерасчленимость. Юлиус Эвола вполне в духе такой трансформации неопределимых богов и стихий в фигуру власти писал о мифологии расы, «созидающей вождей», и о древнегерманском короле как «аватаре, оформленном проявлении самого Одина-Водана»[39].

      «Авангардное» понимание мифа сопротивляется установке на слияние множественности в единство, подобное слиянности индивидов в толпе или массе. Модернистское понимание мифа (и оно хорошо представлено у Гандельсмана) отражает кризис унифицированного субъекта и связанной с ним системы репрезентации. Модернизм апроприирует множественность и многоликость как принципиальное свойство архаики, особо затребованное современностью. В книге

33

«Один, как и все живые существа, подверженные еще и превратностям собственной судьбы, не имеет над собой ничего, что стесняло бы свободу его действий. Особые достоинства, военные или иные, почитаемые германцами, предоставляли главному богу большую широту и как бы отказывали ему в благородстве. ДеЙствительно, он предает своих любимцев, заставляет родичей сражаться друг с другом, вообще обманывает, не говоря уже о разных слабостях, о вспышках гнева, вызываемых сарказмами демонического Лаки» (Дюмезиль Ж. Верховные боги индоевропейцев. М., 1986. С. 145. Пер. Т. В. Цивьян.

34

Эти поиски все в себя вбирающего первичного бога, конечно, прямо связаны с наследием монотеизма. Иван Тёрох, уроженец Галиции, националист и эмигрант, сочинил огромный языческий эпос «Сварог», в котором роль такого сверхбога играет «верховный бог» древних славян Сварог. Приведу в качестве курьеза образец такой поэтической мифологии: «Сам себя и народивший, / Сам себя и возрастивший. / Я причина всех причин / И во всем я сам Один. / Я единый Бог предвечный, / Я и сущий, я и вечный, / Сам супруга и супруг – / Бесконечный Божий круг, / Из себя и выходящий, / И в себя опять входящий: / Я начало и конец, / Сам и матерь, и отец» (Тёрох И. Сварог. Поэма. Нью-Йорк, 1946. С. 48). О Тёрохе и его фантастической реконструкции славянского язычества см.: Шнирельман В. Арийский миф в современном мире: В 2 т. М., 2015. Т. 1. С. 122–125.

35

Rudgley R. The Return of Odin. P. 10.

36

Пассионарность Льва Гумилева, на мой взгляд, прямо соотносится с этими мифологическими фантазиями.

37

На этнографических материалах, связанных с воинской инициацией, Вайзер и Хёфлер (близкий к нацистам) в 1934 году предложили теорию «мужских союзов» древних германцев, в которой утверждалась связь инициации в этих союзах с шествиями мертвецов и демонов. К реконструкции этого нордического мифа были привлечены исландские саги и легенды о берсерках, способных в приступе неистовства превращаться в диких зверей. Хёфлер (написавший специальное исследование о берсерках) предпринял специальные усилия, чтобы оторвать экстатических германских воинов от представлений о шаманизме, подчеркнув их связь с царством мертвых. Карло Гинзбург отмечает: «Любая попытка связать немецкое воинское неистовство с шаманическими экстазами была отброшена, точно так же как и наслоение „восточных понятий“ на германскую мифологию: Водан / Один не является богом бесчинства (Ausschweifung), но „богом мертвых, воинов, королей и Государства“» (Ginzburg C. Mythologie germanique et nazisme. Sur un ancien livre de Georges Dumézil // Annales. Histoire, Sciences Sociales. Jul.-Aug. 1985. 40^eannée. № 4. P. 705). Любопытно, с какой последовательностью Мирча Элиаде разводит шаманизм и воинские практики берсерков: «Эта техника воинского экстаза, отмеченная у других индоевропейских народов и находящая параллели вне европейских культур, имеет с шаманизмом stricto sensu [„в строгом смысле“] лишь поверхностное сходство. Инициация воинского (героического) типа по самой своей структуре отличается от шаманской. Магическое превращение в хищника относится к мировоззрению, выходящему за пределы шаманства» (Элиаде М. Шаманизм и архаические техники экстаза. М., 2015. С. 310).

38

Юнг К. Г. Вотан.

39

Эвола Ю. Традиция и Европа. Тамбов, 2009. С. 94. Пер. О. Молотова.