Контракт. Татьяна Тэя

какие-то свои дела. Называют фамилии, которые мне ни о чём не говорят, посмеиваются над чем-то своим. Ну и отлично. Может, вообще забудут, что я с ними в тачке? И меня сегодня пронесёт с выплатой долгов Саши-мудака?

      – Ты чего вся зелёная?

      Сероглазый оборачивается ко мне.

      Мне неуютно под его взглядом.

      Он симпатичный мужик. Поэтому и первая реакция была на него, как на красивого самца, а сейчас… Сейчас мне тупо страшно. А ещё хочется вцепиться ему в рожу. Как будто одного гада в моей жизни мало. Только Сашка – гад мелкого пошива, а этот – глобальный. ГлавГад, я бы сказала.

      – Чего зелёная, спрашиваю? – не получая ответа, повторяет он.

      – Алиночка, или как там тебя, отвечай, когда старшие спрашивают, – брюнет, прищурившись, смотрит на меня в зеркало заднего вида. – Или тебя вежливости не учили?

      Рот сам открывается, и из него вылетает:

      – Есть хочу.

      – Богдан Сергеевич, смотри-ка, а у кого-то аппетит разыгрался. Здоровая баба, не теряющая себя в сложной жизненной ситуации, на вес золота нынче. Одобряю.

      Черноволосый верзила ржёт, но не его шеф.

      – Притормози на заправке, Мак, – говорит спокойно.

      Минут через семь водила сворачивает вправо. Оба выходят, я втихаря дёргаю ручку. Закрыто. Ну, это ожидаемо.

      Смотрю на мир сквозь тонированные стёкла.

      Интересно, если заору, кто-нибудь услышит? Или в этом гробу шумоизоляция?

      А если услышат, помогут?

      Это уже другой вопрос.

      Наконец, мудаки возвращаются. Следующие пятнадцать минут я давлюсь хот-догом и кофе. Кофе, если честно, я не особо люблю. В своё время наработалась в кофейне, упилась на десять жизней вперёд. Предпочла бы простую воду, но меня не спросили.

      – Что надо сказать? – ехидно интересуется верзила, подгазовывая.

      – Спасибо, – бурчу.

      Если думают, я в реверансах приседать начну и благодарностях рассыпаться, ошибаются.

      В любом случае, голод заглушен. Только мне главное не обольщаться. Это не забота и не внимание, это беспокойство о себе, чтобы я не наблевала или не вырубилась, когда кто-то из них заберётся на меня первым.

      Кто ж это будет?

      Кажется, я снова зеленею от подобных мыслей.

      Я не знаю, сколько нам ехать, куда мы вообще прёмся, сколько ещё у меня времени, чтобы смириться с участью вещи, если такое в принципе возможно, вот это и напрягает сильнее всего.

      Неизвестность – это страшно.

      – Да расслабься ты, – это снова бугай-Мак.

      Легко сказать.

      Зыркаю на него и отворачиваюсь. Пошёл он. И Саша пошёл. Все они могут катиться в известное место.

      Впервые за прошедшее с отъезда от дома время хочется закрыть лицо ладонями и разрыдаться.

      Кажется, реальность, наконец, до меня дошла.

      Но я держусь. Не хочу раздражать их ещё сильнее.

      Саша мне не раз популярно объяснял, что «бабские слёзы никого не интересуют, а только раздражают». Зачем мне ещё сильнее раздражать этих двоих?

      Мне надо побыть хорошей девочкой, как они и сказали, и найти способ выбраться из