Испытание. Трейси Вульф

ухмыляется еще шире.

      – Потому что в этом вопросе я неразумен.

      – Ладно. – Я опять плюхаюсь на спину и уставляюсь в выложенный белыми плитками потолок. – Мы можем отправиться к Кровопускательнице.

      – И ты будешь сохранять объективность при встрече?

      – Ты это серьезно? Это же ты постоянно цапаешься с ней, так к чему эти нотации насчет того, что я должна сохранять объективность?

      – Мне можно цапаться с ней – ведь она ненавидит меня. Но к тебе она питает слабость. А значит, чтобы что-то выудить у нее, ты должна быть милой с этой старой стервой и подыгрывать ей.

      – Что же я такое, если ко мне питает слабость старуха с маниакальными наклонностями, совершившая столько убийств? О чем это говорит?

      Хадсон опять улыбается и наконец кладет подушку на кровать рядом со мной.

      – Может быть, о том, что ты такая классная, что даже психопатка вроде нее не может тебя не любить?

      – Ты просто подлизываешься ко мне, – говорю я, и чтобы он не думал, что это сойдет ему с рук, кидаю в него подушку.

      Он ловит ее и подмигивает мне.

      – Ну и как, у меня получается?

      – А сам как думаешь? – Я встаю с кровати и по дороге в ванную натыкаюсь на свой рюкзак. Может, одевшись, я смогу посмотреть на все это более спокойно.

      С этой мыслью я чищу зубы, включаю душ и изо всех сил стараюсь не обращать внимания на то, что Хадсон врубил в спальне песню Linkin Park «One Step Closer». Я знаю, он думает, будто я не слышу ее из-за шума воды, но это одна из тех песен, которые невозможно не замечать – особенно если принять во внимание то, о чем он попросил меня перед сном.

      Случайно ли он наткнулся на нее в своем плей-листе? Или сыграло его подсознание, потому что песня отражает то, что он чувствует? Что он близок к тому, чтобы сломаться?

      Это ужасная мысль, которая пришла мне в голову в ужасной ситуации, и я провожу полчаса, накручивая себя по поводу всего этого дерьма, пока принимаю душ и одеваюсь. Сейчас чуть больше десяти утра, значит, на Аляске глубокая ночь – возможно, не самое лучшее время для того, чтобы заявляться к Кровопускательнице, но поскольку до восхода остается еще три часа, а Хадсон пока не может находиться на солнце, стоит отправиться к ней сейчас. А раз так, то у меня почти не остается времени на то, чтобы подготовиться к встрече. Придется просто сделать это.

      Однако прежде, чем мы навестим Кровопускательницу и попросим ее ответить на наши вопросы – о чем мне противно даже думать, – мне надо убедиться, что Хадсон прав. Натянув худи, я прислоняюсь к столику с раковиной и закрываю глаза. Затем делаю глубокий вдох и приказываю себе рассмотреть – притом хорошенько – все нити у меня внутри. Что, как ни странно, не означает, что я смотрю на них глазами.

      Дело в том, что, когда я описываю, как выглядят мои нити, мне проще говорить, что я смотрю на них, но, чтобы увидеть их, глаза не нужны. Мне достаточно подумать о них, и я вижу их в моем мозгу, как могу видеть плюшевого мишку, которому я в детстве дала имя Проказник, или улыбку моей матери всякий раз, когда мне хочется их вспомнить.