Микеле. Роман с элементами истории. Галина Хэндус

мне тут в дверь звонят, ну все, пока, не болей. Я теперь буду звонить чаще. Передавай всем привет.

      Глебов отключил телефон, откинулся на подушки и закрыл глаза. В голове вспыхнули яркими красками события последних лет.

      Почему именно они лезли сейчас в голову?

      Как связана авария с открытием Академии Гениев?

      Связана ли вообще?

      Таких вопросов раньше он не задавал. Но если бы задал, то, скорее всего, сам бы понял, что подсознательно ищет именно там ответ на вопрос: почему случилась авария и почему именно с ним.

      Он вспоминал приемного отца, Антона Глебова-старшего, которого так и не смог назвать папой, обращаясь к нему по имени. Вспоминал мягкие руки мамы Ларисы, которую считал единственной матерью, потому что воспоминания о погибшей родной матери давно стерлись из памяти.

      На ум приходили одноклассники, выпускной бал в школе, учеба в университете, занятия живописью. Эти воспоминания доставляли ему если не удовольствие, то приносили спокойствие и тихую радость. Но до той минуты, пока они не спотыкались о сегодняшний день. О его мечту открыть филиал Академии Гениев за границей. Тут его воспоминания разом вставали на дыбы, как взбесившаяся лошадь. Эта лошадь больно била копытами по тонким стенкам сердечного клапана, брызгала ядовито-желтой пеной, выступающей на коже больного резко пахнущим потом. И опять начинались мучения

      «Что я сделал неправильно? Где переступил грань дозволенного? Кто и по какому праву наказал меня за то, чего я, кажется, не совершал?»

      Вопросы приходили и уходили. На их месте возникали новые. Но ни один из них не вернулся назад, ведя за собой хоть один устраивающий Глебова ответ. Глубоко в подсознании ответы на все вопросы у него, впрочем, уже были.

      Но хотел ли он сам услышать их?

      Кто же захочет стать судьей своим нечестным поступкам?

      Никто.

      Намного проще жить без отягощенной муками Совести памятью.

      – Как себя чувствует наш выздоравливающий?

      Дверь в палату открылась и в ее проеме появилась Андреа Кантор. Стройная, среднего роста, она не носила юбок, зато обожала все вязаное – свитера, шарфики, кофточки, шали и даже пальто. В этот раз на ней были надеты темно-синие обтягивающие брюки, заправленные в невысокие велюровые полусапожки и желтый кардиган, прихваченный на поясе широким кожаным ремнем.

      Вместе с ней в спертый больничный воздух ворвался непередаваемый запах мокрых листьев и спелых яблок. Подойдя к кровати Глебова, она достала из сумки два огромных апельсина, положила на тумбочку и осторожно присела на край широкой кровати. От ее внимательного взгляда не укрылись покрасневшие глаза молодого мужчины.

      – Как дела, Саша? Что вещают эскулапы?

      – Что они могут вещать? Все то же:

      готовьтесь сидеть в инвалидной коляске,

      вы вряд ли сможете ходить,

      чудес в наше время не случается…

      Ни одного положительного прогноза, как в морге…

      В голосе