Государь Иван Третий. Юрий Торубаров

закричали тысячи глоток.

      Князь довольно улыбался.

      Вернувшись домой, Василий, переполненный радостью от победы над самим Обухом, не мог ни с кем ею поделиться. Мать была категорически против его участия в боях, говоря, что не купеческое это дело – биться, как простолюдины спьяну, на кулаках. Она даже не стала слушать Василия, который пытался рассказать ей о бое. Поняв, что речь пойдет о кулачном бое, она, плюнув, произнесла:

      – И это мой сын, как какой-то черный простолюдин, дерется на кулаках! Тьфу! – и демонстративно покинула комнату.

      – Когда батяня вернется? – крикнул он ей вдогонку.

      Но мать не ответила. Егор сказал ей, что отъедет на несколько деньков. Куда, зачем, пояснять не стал. Она хорошо знала: муж из-за суеверия ничего никому не скажет.

      А он, готовясь к поездке в Кафу, рыскал в поисках подходящего судна. На его взгляд, старые кербаты, лодии, учаны, паузки и прочие плавающие судна для поездки в Кафу не годились. Он видел хорошие, емкие судна, корабли с каютами и пытался такие найти. И… нашел! И не где-нибудь, а в Подмосковье. Подумать только! До сих пор строительством подобного рода никто здесь отроду не занимался. Но нашелся один, боярин. И не очень знатный, Петр Нарыш.

      А все началось в Великом Новгороде, куда Нарышу пришлось приехать. Когда Иван Васильевич как почетный гость стал посещать именитых новгородцев, про боярина забыли.

      И вот боярин, гонимый тоской от безделья, начал ездить не только по городу, но и по его окрестностям. Посещал старые монастыри, разговаривал с монахами об их жизни. Много услышал и о былом. Даже узнал, что находились смельчаки атаманы, которые забирались далеко, за три моря. Добычу привозили богатую. Им, монастырским, хорошо помогали.

      Может, этот случайный рассказ и натолкнул боярина на какую-то мысль. Однажды, в одну из подобных поездок, он встретил странный обоз. На нескольких десятках подвод везли хорошо отструганные доски, полуизогнутые и почти квадратные, поделки, бревна, напоминающие корабельные мачты.

      – Неуж корабль везете? – спросил он у переднего возчика.

      – Корабль! – ответил тот и хлестнул коня. – Но-о!

      Спрыгнув со своей лошади, держа ее за узду, он попросил разрешения присесть рядом.

      Мужик покосился на него. В его голове пронеслось: «Однако, непростой он – по шубе видно. Уж не боярин ли?»

      – Садись, коль хочешь. – Мужик подвинулся.

      – А где корабль-то срубили?

      – Да на Онежье. Лесу там – ой, мать родная! Руби, не ленись. А вот везем на Балтию. Там соберем.

      – А-а-а, – понятливо протянул Петр.

      – А не скажешь, мил человек, тя-то как кличут? Мня Петро, а тя?

      – Да я Иваном буду. Но-о! – и дернул вожжами.

      – Скажи, Иван, а кто… умелец такой? А?

      – Умелец? Да немец Курт. Он позади в кибитке едет. Он учил и следил.

      – А сколь он взял, не знашь? – спросил Петр, поправляя мачтовую деревягу, упершуюся ему в бок.

      – Да берет в год… деньжищи огромные…