Литературный тур де Франс. Мир книг накануне Французской революции. Роберт Дарнтон

взглянуть на них с точки зрения торгового представителя, да еще и приглядеться попристальнее к документам из издательских архивов, предстают сложные индивидуальности этих людей. Появляются самые разные фигуры: от гильдейских уполномоченных и патриархов старых торговых семей до букинистов и мелких подпольных торговцев.

      Самые полные досье позволяют проследить за всеми этапами их жизненного пути. Пройдя период ученичества, мужчина находит женщину с приданым, женится, заводит собственный магазин, набирает ассортимент, пускается в рискованные предприятия, ему внезапно везет, затем он оказывается на грани банкротства, он заболевает и умирает, оставив свое дело сыну или, в немалом количестве случаев, изворотливой и цепкой вдове. Другое досье рассказывает историю деревенского учителя, который пытается подработать продажей книг, но чаще всего у него не окупаются даже расходы на доставку. Он пускает жильцов, возделывает крохотный виноградник и умирает, не теряя надежду на следующий урожай, который принесет, может быть, достаточно денег, чтобы его подпись на просроченном векселе хоть чего-нибудь стоила. Папка, заполненная кое-как нацарапанными записками, где одна орфографическая ошибка следует за другой, дает представление о способе жизни разъездного торговца (marchand forain): в качестве адреса на долговых расписках у него всякий раз значится постоялый двор, потому что постоянного местопребывания у него нет. Свой товар он возит на телеге с одной сельской ярмарки на другую – до тех пор, пока его лошадь в силах передвигать ноги. Если она околеет или если у него самого не останется никаких оборотных средств, он не сможет объявиться на этом постоялом дворе в день обязательной выплаты, и судебный пристав вычеркнет его из списка людей, заслуживающих доверия, как бродягу с «местожительством на воздухе» (domicile en l’ air). Документы фиксируют бесчисленные вариации человеческой комедии, разыгрывавшейся в книжном мире два века назад.

      И через все эти документы проходит красной нитью еще одна тема из тех, что зачаровывали Бальзака: страсть к деньгам. Конечно же, следует сделать скидку на специфический характер источников, поскольку бóльшая часть папок содержит деловые письма, в которых речь прежде всего и должна идти о прибылях и убытках. Но письма также передают и нравы, и чувства, присущие эмоциональному регистру, особому для специфической формы капитализма, – не только желание услышать звон золотых монет (écus bien sonnants), но и потребность в доверии (confiance) в ходе весьма опасной игры, где каждый игрок изо всех сил старался не дать себя обмануть в круговерти привычных профессиональных хитростей: пиратства, контрабанды, шпионажа, блефа, фальшивых банкротств и нелегальных операций, которые проводились из-под полы (sous le manteau) или из-под прилавка (sous le comptoir).

      Конечно же, все эти практики процветали и в XIX веке, когда их изучал Бальзак, их обнаруживаешь и в другие времена и в других странах. Но книжная торговля XVIII века производит редкое впечатление свежести, которая сильно