Панацея. Соня Бронштейн

покидают комнату, но дверь опять оставляют открытой. Неужели, так сложно закрыть ее?

      Я ударяю по подушке и встаю, чтобы захлопнуть дверь, как слышу:

      – … что-то не так.

      – Согласен. Я думал, она…

      – Ты видел ее глаза? – перебивает Ник.

      – Как только бабушка увидит…

      – Тихо, Рэй.

      – Джексон не знает.

      – Ты уверен?

      – Иначе бы он не привез сюда Эден.

      – Поговори с ним.

      – А ты…

      Но я не слышу больше ни слова. Непримечательный разговор. Вроде. Что с моими глазами? О чем не знает Джексон? И что, черт возьми, здесь вообще происходит?

      "Лучше ты умрешь здесь, чем в вашем ужасном городе", – сказал Картер.

      В любом случае, они ждали моей смерти. Или ждут до сих пор. Какие еще варианты могут быть? Все говорят такие странные вещи. Я слышу их с того самого дня как очнулась в больнице.

      Я боюсь. Сердце неистово стучит в груди, ток бежит, распуская знакомые мурашки по коже и из груди вырываются рыдания. Воздуха не хватает. Я вдыхаю глубже, но легкие пусты.

      Нет! Нет, пожалуйста. Я не хочу умирать. Я боюсь задохнуться. Боюсь, остаться навсегда в этой комнате. Сердце замирает и через мгновение пропускает громкий стук. А вместе с ним в грудь втыкается штырь, и я вскрикиваю. Зажмуриваюсь и вдыхаю, вдыхаю, вдыхаю.

      Считаю и жду того самого момента, когда меня поднимут те крепкие руки и кинут об асфальт. Жду, пока кровь подо мной начнет согревать ободранную кожу, вновь и вновь заливая глаза.

      Призрачная надежда, что кто-то услышит Холтер и зайдет в комнату тает быстро. Возможно, я этому даже рада. Никто из них не испортит мои последние мгновения тут.

      Телефон пронзительно звенит где-то в коридоре. Слышны шаги. Холтер предательски пищит, но в комнату уже врывается отец.

      – Да, я зашел к Эден, – громко говорит он. – Вы были правы. Спасибо, доктор.

      Он бросает трубку, поднимает меня с пола и кладет на кровать. Сует мне таблетки в руку и отправляется за водой в ванну. Вскоре он передает мне стакан для полоскания и помогает приподняться.

      – Эден, тебе стоило сразу сказать, что тебе плохо.

      – Приступ начался внезапно, – хриплю я.

      – Нам надо придумать тебе какой-то сигнал.

      – Глупости.

      Отец садится рядом, мягко убирая мокрые пряди с моего лица. В его глазах знакомая тревога.

      – Значит, это все-таки не мнительность.

      – Думаю, я просто перенервничала в тот день, – морщусь я. – Врачи решили проверить все ли в порядке с сердцем. Я их понимаю. Все-таки есть впечатлительные люди. Откуда знать, вдруг я все выдумываю.

      – Уж ты то не выдумываешь, Эден, – серьезно говорит отец, всматриваясь в мое лицо. – И это меня пугает.

      – Все будет хорошо.

      Мы молчим. Сердце наконец успокаивается, и я облегченно выдыхаю. Отец гладит мои волосы. Более приятного момента я и вспомнить не могу. Потому поднимаюсь и обнимаю отца. И не сомневаюсь ни на миг – его мне бояться точно не стоит.

      Глава 2.

      Портрет Чарльза Моргана