Не жалею, не зову, не плачу. Владимир Колычев

круглолицый, глазки маленькие, злые. И хмурится он так, что брови – два черных конских хвоста – сплелись на переносице в узел. И дышал он так, что ноздри раздувались, как кузнечные мехи.

      – Танькин отец, – подсказала Алена.

      – Здравствуйте.

      Папа протянул ему руку, но Халиков-старший грозно зарычал и толкнул его в грудь.

      – Ты кому руку тянешь, козел?

      – Зачем вы так? – восстановив равновесие, осуждающе сказал папа. – Надо сначала во всем разобраться.

      – Сейчас и разберусь. С тобой. За твое отродье!

      – Мы же с вами цивилизованные люди, – в надежде сгладить конфликтную ситуацию, с мягким упреком сказал папа.

      – Вот набью тебе сейчас морду, и будет тебе цивилизация! – пыхнул жаром Халиков.

      – А перед законом ответить не боитесь?

      – Что?! – возмущенно взвыл татарин.

      Алена была возмущена не меньше. Отец должен был дать этому нахалу в морду, прямо сейчас, на месте, а он про какой-то закон говорит.

      – Я бы не советовал вам делать глупости.

      Удивительно, но папа не выглядел испуганным. Но в то же время он был далек от того, чтобы на силу ответить силой.

      – Именно этим я сейчас и собираюсь заняться!

      Халиков стал закатывать рукава, а папа стоял как вкопанный, с удивлением и осуждением глядя на татарина, который совсем не казался глупым.

      И он бы ударил папу, если бы Алена его не опередила. Не должна она была этого делать, но… Халиков занес кулак, а она ударила его ногой в промежность. Била от бедра, усилив тем посылочный импульс. Танькин отец взвыл, как раненый лев.

      Алена думала, что папа скажет ей спасибо, но он гневно посмотрел на нее:

      – Что ж ты наделала!..

      Он должен был сесть вместе с ней в машину, похвалить ее за находчивость и силу, а он стал уговаривать Халикова не обижаться на нее:

      – Она же совсем глупая, девчонка еще…

      – Урррою… Всех урррою… – рычал Халиков, не в состоянии разогнуться от боли.

      Даже до папы дошло, что говорить с ним бесполезно. Только тогда, махнув на него рукой, он сел в машину. Алена села вперед рядом с ним.

      – Если позволишь, – не без ехидства сказала она.

      – Что позволишь? – не понял он.

      – Ну, сесть в машину. А то я такая плохая, что меня не в машину, а в тюрьму сажать надо.

      – Я этого не говорил.

      – А я говорю… Что я наделала! А что я наделала? Козлу по яйцам дала!

      – Алена!!!

      – А что Алена!.. Непротивление злу насилием! Ха-ха! Да он бы тебя размазал, если бы не я!

      – Кто он?

      – Да Танькин отец!

      – Так и говори, Танькин отец. Не говори о людях – он, она.

      – Не говори о людях. Не бей людей… Почему ты не дал ему по морде?

      – Кому ему?

      – Сам знаешь кому! И не надо отговариваться!.. Струсил, так и скажи!

      Папа промолчал. И за всю дорогу к дому не проронил ни слова. Если он хотел, чтобы Алена почувствовала себя виновной, ему это удалось. Или почти удалось…

      Он всегда был для нее примером.