Гнездо синицы. Рома Декабрев

огромное! Как вы догадались, что сейчас оно мне всего нужнее?

      – Ты наш постоянный клиент, считай это скромным подарком. К тому же сегодня минуло ровно 20 лет с того момента, как ты впервые забрёл к нам в цирк. Помнишь? А мы помним. И вот ещё… – Она надела мне на голову колпак, а на нос натянула красный кругляшок носа. – Бип!

      – Мне очень приятно. А что по анализам?

      – Анализы в норме. Как обычно, немного вылезает билирубин.

      – А УЗИ?

      – Господин Стужин, всё как и обычно. Если бы произошло серьёзное отклонение, мы не стали бы таить.

      Не попрощавшись, она развернулась и скрылась за перламутром драпировки. Мы никогда на разглагольствовали сверх меры – мне в принципе вредно долго беседовать с врачами. Она знала мою склонность к ипохондрии и потому не тратила время на вежливость и приятельские формальности. В свою очередь и я не стал настаивать.

      Смеркалось, пора в обратный путь, пока окончательно не стемнело, – до города было километров шесть-семь. Растроганный, я даже внимания не обратил на запачканные ботинки. Каждый раз эта ярмарка разбивалась всё дальше и дальше от города, и ботинки приходилось пачкать всё сильнее и сильнее; мне уже начинало казаться, будто это делается лишь с той целью, чтобы насолить мне. Стоило ступить на обочину, как до ушей моих донёсся тоскливый мотив – это старый паяц Хрящ, свесив огромные башмаки с бочки, затянул песню; я шёл, увязая по щиколотку в песке, песнь постепенно затихала, лишалась цветности, но никак не желала исчезнуть полностью, даже спустя полтора часа пути. Из-под колёс летящих навстречу автомобилей, из-под собачьего лая, звуков мастерских и берёзового шёпота – она выглядывала тайком и оплетала всё вокруг едва заметной паутинкой, становилась попеременно то жидкой и прозрачной, то застывшей кисейной дымкой, и тогда слегка схватывала дыхание, вынуждая напоминать лёгким об их основной функции. В противном случае и задохнуться можно, но в целом я любил ходить пешком, поэтому и не жаловался.

•••

      Маска, которую я держал в руке, была вырезана из дерева крайне неумело, будто её на скорую руку смастерил ребёнок; пропорции не были соблюдены, один глаз – заметно больше другого, а посередине красовался огромный, растянутый в улыбку до ушей рот.

      Я смотрю на маску, а маска смотрит на меня. Я смотрю вместе с маской.

      От скуки я то надевал её, то снимал. Вопреки всем ожиданиям, она оказалась мне почти по размеру. Я переоделся, благо в моём халатном гардеробе нашлось место для рубашки и брюк. Последующие полдня я проторчал в своей недостроенной черепахе. Если быть более точным, корпус её был уже готов, не хватало только внутренней отделки. Без звукоизоляции я слышал, как сотрудники обсуждают нездоровое состояние директора: якобы тот уже несколько часов кряду молча таращится в одну точку, не реагирует на звонки и личные обращения. Я же пытался разгадать, что было не так в его словах, сказанных на камеру (за исключением,