Ночные журавли. Александр Пешков

прилаживая по высоте: тонкие одноствольные – в средину, разлапистые – по краям, белой изнанкой наружу, отчего веник не желтел после высыхания до следующей весны.

      Жара усиливалась.

      Под соснами расстилался седой мох, и я улегся на его сухое забавно прогибающееся ложе. Пес Шайтан пристроился рядом, жарко дыша мне в ухо.

      – Умаялся, – кивнул дед.

      – Сколько ему лет?

      – Твой отец подобрал на улице. Где-то с полгода до того как ты родился…

      Если присмотреться, положив голову на руки: седой мох был покрыт множеством тонких розовых всходов, с вишневой шишечкой на концах.

      – А почему назвал так – Шайтан?

      Дед поднялся, может, не расслышав; взвалил на плечи мешок. Я пошел следом. И когда спотыкался на кочках, то чувствовал спиной, как дрожат в моем сидоре зажатые листочки.

      Поправляя брезентовые лямки, дед Егор произнес, будто только что прочел в книге:

      – Сколько запомнишь хорошего – столько и проживешь!

      Гамлет

1

      В мае, когда подсохла земля, возле нашего дома выкопали траншею. Жильцы навели мостики к своим подъездам, обходя ржавые трубы с дырками, в которых сипел тоскливо ветер.

      Дети играли в войну, обороняя «окопы» и швыряясь комьями глины. С каждым днем глина становилась все каменистее, а синяки на лицах все крупнее.

      Как-то раз, в выходной день, жителей окрестных домов пригласили на агитплощадку. Люди выходили из подъездов немного растерянные, оторванные от домашних дел. У женщин наспех причесаны волосы, у кого-то следы муки на локте. Молодые мамы везли коляски, на борту висели запасные пеленки.

      Негромко обсуждали: мол, будут говорить о траншее!

      В небольшом скверике высокие деревья смыкались с двух сторон над скамейками. Малыши и взрослые усаживались на них; пацаны залезли на плацкартные ветви кленов.

      На деревянной эстраде появился лектор – большое лысое темя: с одной обочины головы до другой перебегали рыжие прислюнявленные волоски. Говорил он тихо и нудно, никто не слушал. А я вспомнил, что встречал его на улице: лектор показал маме, как хорошей знакомой, бидончик с солеными помидорами: «Говорю им в магазине, почему вы мне рассола не налили до самого верха? Посмотри сколько. – Снял крышку. – Вот так надо требовать свое!»

      После лекции о международном положении была культурная программа. Венцом ее – Аргентинский танец. Под каблучную дробь появилась на сцене шикарная пара: мужчина – в черном тонком костюме – крепкие ловкие руки, быстрые пружинистые ноги; и женщина в огненно-красном даже не платье, а почти купальнике.

      Тетки ерзали на скамейках – все так обтянуто, будто напоказ!

      Танцор прошелся по кругу, отпуская подругу на длину соединенных рук, а потом тянул к себе покорным свитком. И она наскакивала на его грудь костлявой ладьей, откидывая назад плечи; поворачивалась спиной, играя бедрами. Со змеиной ужимкой заплетала ногой колено мужчины и касалась носком красной туфли его дрожащей икры.

      Танцовщица