Я хочу, чтобы ты была счастлива. Мадина Краус

Демьян, – странно, но как-то я смогла не выдать все эмоции, что бушевали во мне на тот момент. Вероятно, чему-то он меня и научил. Быть такой же, как и он, как мой отец. Бесчувственной, холодной. Я столько времени пыталась разглядеть в них хоть что-то хорошее, доброе и тёплое. Но мои старания оказались напрасными… Они такие, какие есть. И этого не изменить…

      – Зачем ты так реагируешь? Будто вся твоя жизнь на этом закончилась. И пяти минут не пройдёт, как твой отец оплатит тебе новое место в каком-нибудь другом университете. А про это видео никто уже и через месяц не вспомнит. Ты же сама говорила, что тебе плевать, что о тебе думают люди. Что ни о чём не жалеешь. Что деньги решают всё. В чём проблема? Ада? – он слишком много говорил, что было совершенно ему несвойственно, поэтому я просто остановилась и развернулась к Демьяну лицом. Смотрела в его глаза, пытаясь найти хоть малейшую пылинку сожаления или желания извиниться. Но не нашла.

      – С этого момента я ненавижу тебя, Демьян Берг. Меня тошнит от одного упоминания твоего имени. Я не хочу тебя больше видеть. Никогда. Для меня ты умер, – я запомнила этот взгляд, он смотрел на меня так, словно ему, действительно, было больно это слышать. Но это не так. Ему было плевать. И даже, если он хотел что-то сказать, то слушать его – было самым последним, чего мне хотелось в этой жизни. Он предал моё к нему доверие.

      – Ада, – пытаясь взять меня за руку, Демьян ощутил резкий рывок. Мне были противны его прикосновения. ОН – был мне противен.

      – Знаешь что, Демьян, удачи на последнем курсе. Да, удачи. Окончи университет, стань великим архитектором, купайся в деньгах, катайся на дорогих тачках, и думай каждый день о том, как ты сделал мне больно, думай каждый день о том, как ты предал человека, который доверял тебе, который…, – я хотела сказать что-то ещё, но не стала, он был не достоин этих слов. Развернувшись на носочках, подошла к ближайшему автомобилю такси. Всю дорогу я думала о том, как мой отец скажет мне собирать свои вещи и валить из города, из страны, лишь бы он не видел этого позора.

      *

      Сидя в тёмно-коричневом кожаном кресле, что было довольно массивным, я неловко запрокинула ногу на ногу, выжидая вердикта. Отец сначала внимательно слушал меня, то и дело, затягиваясь очередной порцией сигареты. Когда я закончила, он встал со своего места и подошёл к окну. Вот уже несколько минут он неотрывно наблюдал за тем, что происходило в саду.

      – Я же сказала, я ничего не сделала, – зачем-то вновь повторила я, начиная выходить из себя из-за его молчания. На его лице образовалась слабая ухмылка.

      – Если бы ты ничего не сделала, то мне бы не позвонили из университета, и не сообщили бы о твоём отчислении. Если бы ты ничего не сделала, то мне бы не отправили сегодня утром видео, где моя семнадцатилетняя дочь раздвигает ноги перед каким-то худощавым пареньком, – от последней фразы я почувствовала неприятный укол, если бы он знал, что это Демьян, то говорил бы со мной по-другому. Но я не сказала ему об этом. Не хотела, чтобы Адаму пришлось отказываться