Стук у ворот. Дон Нигро

может пропердеть целую октаву.

      ВЕРА. Говорит, это музыка Бога.

      ГАРРИ. Что ж, это очень интересно, но я просто пытаюсь купить здешнюю землю. Так она принадлежит вашей матери?

      УНА. Ты нам всегда нравился, с тех пор, как увидел нас плавающими голыми.

      ВЕРА. Нам нравятся нечетные числа и странные люди. И ты – самый странный из всех, кого мы встречали за последний четыреста лет. Сидел в кустах, притворялся, будто читаешь книгу, когда мы плавали голыми в озере.

      СКОТИЯ. «И часто, чтобы ввергнуть нас в беду…

      УНА. Орудья тьмы нам молвят правду».

      ГАРРИ. Я сплю. Мне это снится.

      УНА. Прошлой ночью ему опять снились три странные сестры.

      СКОТИЯ. Ему они показали где-то правду, где-то ложь, но как отличить первую от второй?

      ВЕРА. Дьявол такой искусный лжец, что ты не веришь ему, даже когда он говорит правду.

      СКОТИЯ. Человек, преследуемый призраками. Человек, который видел ад.

      ГАРРИ. Луна зашла. Я не слышал боя часов. Прошлой ночью мне опять снились три странные сестры.

      УНА. Китайские шкатулки, русские матрешки. Перепуганный Гарри.

      СКОТИЯ. Приходи к матери, когда тебе потребуется яд.

      ВЕРА. Эти жемчужины были моими глазами.

      СКОТИЯ. Все горит.

      УНА. Маленький колокольчик над дверью.

      (Звяканье маленького колокольчика над дверью).

      ВЕРА. Посмотрите. На его руках кровь.

      (ГАРРИ смотрит на свои руки. Падающий на них свет меркнет).

      7. «Красная роза»

      (ДЯДЯ ДЖОН и ДОК ВОЛЬФ пьют в таверне «Красная роза». ГАРРИ сидит неподалеку, читает свою книгу).

      ДОК ВОЛЬФ. Может, оформим его смерть, как несчастный случай и скажем, ну и черт с ним? Все равно жить ему оставалось недолго.

      ДЯДЯ ДЖОН. Я могу понять, что кто-то его убил. Могу понять, что кто-то ограбил. Но если его хотели убить, зачем забирать эту книгу? А если хотели ограбить, почему оставили все остальное? Зачем убивать его из-за этой чертовой книги? И почему он вообще пошел туда глубокой ночью в грозу? Никогда не понимал этого сукиного сына.

      ДОК ВОЛЬФ. Я знаю, ты никогда не был с ним близок, но, знаешь ли, в чем-то Гарри оставался…

      ДЯДЯ ДЖОН. Близок? Я его ненавидел. Он относился ко мне и ко всем итальянцам в городе, как к дерьму на его сапогах.

      ДОК ВОЛЬФ. Он также оплатил мою учебу в медицинской школе и назначил ежегодное содержание обеим моим сестрам. Гарри мог поступать очень жестко, но я видел от него только хорошее. Люди – они сложные.

      ДЯДЯ ДЖОН. Только когда ты не понимаешь, чего они хотят и чего боятся. Вот и скажи мне, что ты знал о своем дяде Гарри такого, чего не знаю я?

      ДОК ВОЛЬФ. О своей личной жизни он со мной особо не говорил, если ты об этом.

      ДЯДЯ ДЖОН. А с кем он говорил?

      ДОК ВОЛЬФ. Не думаю, что он говорил с кем-нибудь о чем-то очень личном. Может, с Зиннией Флауэрс. Он приходил в отель-пансион, чтобы отведать жареную курицу Зиннии при каждом удобном случае. Ты мог бы спросить у нее, если б она не умерла.

      ДЯДЯ ДЖОН. Я мог бы спросить у многих, если бы они не умерли. Так что едва ли мне это поможет.

      ДОК ВОЛЬФ. Я