Доживем до понедельника. Ключ без права передачи. Наталья Долинина

не сюда, ты Илье Семеновичу принеси, – медленно, отчетливо произнесла Рита. – Пусть он видит, какие жертвы для него делаются…

      Это оскорбило Наталью Сергеевну до слез, она задохнулась и скомандовала на двух языках:

      – Черкасова, go out! Выйди вон!

      Рита дунула вверх, прогоняя падающую на глаза прядь, переглянулась с Костей и неторопливо, с улыбкой, ушла.

      Сыромятников – вслед за ней.

      – Интересно, за что вы ее? – сузил глаза Костя. – Ребятки, нам подменили учительницу! У нас была чудесная веселая девушка…

      – Батищев, go out! Я вам не девушка! – выпалила Наталья Сергеевна под хохот мужской половины класса.

      – Ну все равно – женщина, я извиняюсь, – широко улыбаясь, продолжал Костя. – И вдруг – Аракчеев в юбке.

      – Думайте что хотите, но там, за дверью… Be quick!

      В знак протеста мальчишки застучали ногами, загудели… У двери Костя посулил сострадательным тоном:

      – Так вы скоро одна останетесь…

      – Пожалуйста. Я никого не держу! – окончательно сорвалась учительница, бледная, как стенка, и отвернулась к доске, чтобы выписать там остаток новых слов…

      Поднялся и пошел к двери Михейцев. И его сосед. И в солидарном молчании поднялось полкласса… а затем и весь класс. Уходя, Генка сказал:

      – «И зверье, как братьев наших меньших, никогда не бил по голове…»

      …Потемнело в глазах Натальи Сергеевны. Только слух различал, как еще одна группа встает, еще ряд пустеет… Когда она открыла глаза, в классе сидела только одна перепуганная толстая Черевичкина. Ужаснулась Наташа и снова закрыла глаза.

* * *

      Уроки кончились, школа работала в тот год в одну смену. Жизнь, правда, превращала эту одну – минимум в полторы. Вот гнется над тетрадками словесница Светлана Михайловна, гуляет по страницам ее толстый синий карандаш. И это, считайте, покой еще, почти досуг… Вот она подняла голову, недоуменно прислушалась: музыка… Прекрасная и печальная музыка, совсем необычная для этих стен.

      Светлана Михайловна заложила тетрадку карандашом и встала, любопытство повело ее наверх, в актовый зал… Она тихонько входит. В зале свет не горит и пусто. Нужно сперва освоиться с полумраком, чтобы увидеть: на сцене у рояля сидит Мельников и играет пустым стульям. При чахлом свете заоконного фонаря ему клавиатуры не видно наверняка – и не надо, выходит? Пальцы его сами знают все наизусть?

      – Так вот кто этот таинственный романтик! – бархатисто засмеялась Светлана Михайловна.

      Мельников вздрогнул, убрал руки с клавиш.

      – Да нет, вы играйте, играйте, я с удовольствием вас послушаю. Я только мрака не люблю, я включу? – И зажглись все плафоны. – Вот! Совсем другое настроение… Это вы играли какую вещь?

      Мельников вздохнул, но ответил:

      – «Одинокий путешественник» Грига.

      Помолчали.

      – Да… – теперь уже вздохнула Светлана Михайловна. – Настоящую музыку понимают немногие…

      Она сделала паузу, ожидая, что он подхватит ее мысль, но Мельников молчал, только пальцы его изредка задевали клавиши…