Земля потерянных судеб. Павел Георгиевич Чагин

поди на душе то?

      – Не то слово, – Хаук медленно качнул головой.

      – Забудь! Просто выкинь из головы. Не твоя вина. Ты уже ничего не изменишь, дружок.

      – Что с ранеными?

      – Стонут. Что еще с ними может быть? А вот девочки твои вчера напугали меня. Они просто взбесились!

      – Как это? – не понял Хаук.

      – А так! Сами не свои, воют, на стену лезут. Когтями скребут, зубами клацают… А глазищи прям огнем горят. Кое как закрыла их в подвале, от греха подальше.

      – Такое раньше бывало?

      – Бывало. Но не так. И, кажется, я начинаю понимать из-за чего. Вернее, из-за кого.

      – Ну поделись догадкой, раз начала?

      – Чего тут делиться? Чувствуют они тебя, вот и все. Не знаю уж, как и почему, но совпадением это трудно назвать. Потому, как случилось это когда ты в деревне саблей своей махал. Есть между вами определенно, какая-то странная связь, – заявила старуха уверенно.

      – Ага… А сейчас они как?

      – Спят, наверное, – старуха пожала плечами. – И, кстати сказать, ты молодец, что не заставил их драться вчера. Ох, не знаю, чем бы все кончилось…

      – А сама то ты как? – Хаук попытался улыбнуться.

      – Я-то…? – старуха ухмыльнулась. – Чувствую себя нужной как никогда.

      – Потерпи. Торнтон обещал лекаря прислать.

      – Август уже сказал. Я отправила его чуток поспать. Хороший малый.

      – Да. Я ему денег дал. Все веселее будет, если в кармане пара золотых.

      – Так и мне дай. За зря я что ли тут?! – возмутилась Марен.

      Хаук улыбнулся и полез за пазуху.

      – Не жмись! Давай три. – потребовала Марен.

      – Держи, – Хаук протянул ей три монеты.

      Марен прижала их к груди и закрыла глаза.

      – Ты чего? – удивился он.

      – Да так… прям чувствую, как на сердце легчает… – нараспев выдала она.

      – А ты меркантильная старушенция, как я посмотрю, – рассмеялся Хаук.

      – Ни в коем разе! – возмутилась она. – Ибо деньги есть эквивалент оценки моего труда! И я вижу, что ты меня ценишь. А еще ты не жадный, и это радует.

      – Эквивалент? Хм… словечко что надо. Вверну как ни будь в разговоре с Джеймсом.

      Взгляд старухи потеплел. Она задумалась, словно решая высказать вслух, то, что на уме или нет.

      – Что опять не так? – нахмурился Хаук.

      – Да нет, нормально все… Просто смотрю на тебя и думаю. Слава твоя дурная. Страшная. И слухи о тебе – те еще сказки на ночь. А вот так смотришь со стороны, человек как человек. Грубого слова не услышишь. Как так?

      Хаук отвел глаза и опустил голову. От чего-то ему становилось неприятно, когда Марен говорила об этом. Не то что бы он стыдился или жалел о чем-то. Но она больнее других задевала струны в его душе.

      – У каждой монеты две стороны… – тихо ответил он.

      – И какая же из сторон твоя? – заинтересовалась она.

      – Пока что, моя упала на ребро.

      – То есть… в любой момент она может упасть на любую из сторон… – задумалась она.

      Он