Книга для родителей. Антон Макаренко

день Нины Васильевны был так прекрасен, что о завтрашнем дне не хотелось думать. Хотелось просто жить рядом с этой созданной ею жизнью, любоваться ею и гордиться своей высокой материнской удачей. Она встречала многих чужих детей, внимательно присматривалась к ним, и приятно было для нее ощущение редкой человеческой свободы – она никому не завидовала.

      И вдруг ей страшно захотелось создать еще одну такую же прекрасную детскую жизнь. Она представила себе рядом с Витей девочку, белокурую и сероглазую, с умным лбом и смеющимся взглядом, девочку, которую можно назвать… Лидой. У нее поразительное сходство с Витей и в то же время что-то свое, еще небывалое, единственное в мире, что так трудно представить, потому что его никогда еще не было, оно только может быть создано материнским счастьем Нины Васильевны.

      – Петрусь! Я хочу девочку.

      – Как девочку? – удивился Петр Александрович.

      – Я хочу иметь дочь.

      – Тебе хочется пережить материнство?

      – Нет, я хочу, чтобы она жила. Девочка, понимаешь? Будущая девочка.

      – Позволь, Нина, откуда ты знаешь, что будет обязательно девочка? А вдруг сын?

      Нина Васильевна задумалась на один короткий миг. Второй сын? Несомненно, что это не менее прекрасно, чем дочь. И наконец, дочь может быть третьей. Какая очаровательная компания.

      Она затормошила мужа в приливе радости и стыдливого женского волнения:

      – Послушай, Петрусь, какой ты бюрократ, ужас! Сын, такой, как Виктор, понимаешь? И в то же время не такой, свой, ты пойми, дорогой, особенный! А дочь и потом можно! Какая будет семья! Ты представляешь, какая семья!

      Петр Александрович поцеловал руку жены и улыбнулся с тем самым превосходством, которое допущено было с самого начала.

      – Нина, это вопрос серьезный, давай поговорим.

      – Ну, давай, давай поговорим.

      Нина Васильевна была уверена, что картина красивой семьи, такая ясная в ее воображении, будет и для него соблазнительна, он оставит свое холодное превосходство. Но когда она заговорила, то почувствовала, что вместо живого великолепия жизни получаются ряды обыкновенных слов, восклицания, беспомощная мимика пальцев, получается бледная дамская болтовня. Муж смотрел на нее любовно-снисходительно, и она умолкала почти со стоном.

      – Нина, нельзя же давать свободу такому первоначальному инстинкту!

      – Какому инстинкту? Я тебе говорю о людях, о будущих людях…

      – Тебе так кажется, а говорит инстинкт…

      – Петр!

      – Подожди, голубка, подожди! В этом нет ничего постыдного. Это прекрасный инстинкт, я понимаю тебя, я сам переживаю то же. Красивая семья, о которой ты говоришь, могла бы меня и увлечь, но есть цель еще более благородная, более прекрасная. Вот послушай.

      Она покорно положила голову на его плечо, а он поглаживал ее руку и говорил, вглядываясь в стеклянную стенку книжного шкафа, как будто за ее призрачным блеском действительно видел благородные дали.

      Он говорил о том, что в большой семье можно воспитать только