Книга ужасов (сборник). Стивен Кинг

рассказов: «Самый длинный одиночный сигнал», «Пустынные дороги», «Прощальные песни», «Холодное удобство», «Промежуток между строками», «Земли в конце рабочего дня» и «Драгоценности в пыли».

      Он живет и работает со своей женой и бизнес-партнером Ники Краутер в Англии, на побережье Йоркшира.

      «Я нечасто выбираю местом действия моих фантазий Страшные Места, – признается Краутер, – этакие мрачные подвалы, где холодно и сыро, где пахнет сгнившими овощами, крысиным пометом и разлагающимися в темноте трупами.

      Я знаю, дорога туда – это переход. Я захожу в эту дверь один-два раза, пока пишу рассказ, но всякий раз, когда моя рука тянется открыть эту дверь, я гоню себя наверх, в комнаты, где есть окна, чтобы в мои фантазии попадала хоть малая толика света.

      Но я то и дело говорю себе: к черту все это… Хватаюсь за злополучную ручку подвала, нажимаю на нее, распахиваю дверь и с замиранием сердца, готовый каждую минуту умереть от страха, иду по ступеням вниз.

      Эти визиты никак нельзя назвать «забавными», и сказка, которую вы только что прочли (если не сжульничали и не подсмотрели, что в конце), – яркий тому пример. Просто мне хотелось превратить избитый сюжет про полтергейст в нечто более важное, чем рассказ «Дружелюбное привидение Каспер», очень далекий от правды.

      Привидения в моем рассказе не просто двигают и роняют мебель… нет, господа. У привидений в моем рассказе есть зубы. И они кусаются».

      Энджела Слэттер

      Дочь гробовщика

      Это была богатая дверь из красного дерева, щедро украшенная резьбой с изображением сцен из книги Иова. Голова ангела, отлитая из меди, служила дверным молотком. Когда я опустила его на место, глаза ангела возмущенно раскрылись и стали с подозрением меня разглядывать. За моей спиной находился сад, поросший виноградом, с уединенными беседками и скамейками для чтения; из-за него дом казался еще более роскошным и отгороженным от всего мира.

      Дверь открыла дочь покойника.

      Она была вся розовенькая, персиковая и сливочная; мне захотелось лизнуть ее кожу и проверить, такова ли она на вкус, как и на вид.

      – Хепсиба Бэллентайн! Растяпа! Соберись, это бизнес.

      И папаша наградил меня оплеухой, как в те времена, когда был жив. Сейчас его рука свободно прошла сквозь меня, и я почувствовала лишь холод, текущий по моим венам. Вообще-то я не сильно скучаю по синякам.

      Девушка меня не узнала, хотя я почти год работала в этом доме, но ведь это я смотрела на нее тогда, а она на меня – нет. Когда моя мать ушла в мир иной, стало очевидным, что она уже не сможет родить Гектору детей. Точнее, сына, который унаследовал бы его дело. Тогда он решил, что я должна учиться этому ремеслу, и сменил вывеску – но не на «Бэллентайн и дочь», разумеется. «Бэллентайн и другие».

      – Говори же, идиотка, – прошипел папаша мне в ухо, как будто кто-то мог его услышать. В последние восемь месяцев, после того, как он скончался от внезапной простуды, его вообще никто не мог услышать.

      Голубые глаза, покрасневшие от слез, должны были выглядеть уродливо на ее симпатичном