.

и передал их на стол Шатунову. Я села и почувствовала, что от тепла меня начинает развозить – к горлу подступала икота. А Худя Вэнокан подал мне стакан крепкого чая. Он очень изменился за эти четыре года. Раньше, в университете, он был скованным ненцем с простодушным лицом оленевода. А теперь что-то взрослое, резкое и усталое появилось на этом лице. Да и не мудрено, подумала я, я вообще не представляю, как он мог сдавать экзамены и зачеты на юридическом факультете МГУ и одновременно нянчить в общежитии грудного ребенка. Я там и без ребенка зашивалась по горло…

      Тем временем Шатунов, не поднимая глаз от личных дел сбежавших зеков, спросил Оруджева:

      – Это ты упустил зеков из лагеря?

      – Виноват, товарищ майор, – стоя по стойке «смирно», сказал Оруджев.

      – Будешь разжалован, – так и не взглянув на него, бросил Шатунов. Он вырвал из папок листы с фотографиями беглых и протянул их кому-то из своих подчиненных: – Немедленно размножить и раздать всему личному составу. Плакаты с портретами убийц чтобы через два часа висели на каждом столбе!

      – Разрешите искупить вину, товарищ майор, – сказал Оруджев.

      Только теперь Шатунов поднял на него глаза:

      – Как ты ее искупать собираешься?

      Белый щегольской полушубок Оруджева был мокрым от снега, лицо и руки – в синяках от ушибов о лобовое стекло вездехода, левое ухо обморожено, на небритых щеках выступила темная щетина. Он произнес жестко, твердо:

      – Я этих б…й из-под тундры достану!

      – Хорошо, попробуй… – ответил Шатунов и взглянул в мою сторону – я икала уже на весь кабинет.

      Он брезгливо поморщился, приказал Худе Вэнокану:

      – Отвези ее в гостиницу…

      Вэнокан подошел ко мне, хотел помочь мне встать, но я оттолкнула его руку, встала сама. Еще не хватало, чтобы именно Худя Вэнокан стал теперь моей нянькой! Но самое обидное – до слез! – было то, что после целого дня погони за «живым делом», после всех моих стараний в Яку-Туре и безумной дороги до Салехарда – эта идиотская, безостановочная икота! Со слезами на глазах я пулей выскочила из кабинета в коридор. Там двери на улицу были открыты настежь, солдаты вносили гроб с Воропаевым, и я не знала, куда мне деться от людей. Почему, когда человек падает или икает, всем вокруг становится так смешно? Даже Худе Вэнокану!

      Он принес мне целый графин воды и сказал:

      – Выпей, однако, легче станет. И поехали в гостиницу…

      Я повернулась к нему в паузе между икотой, сказала с ненавистью:

      – Слушай! Пошел на хер! Ик!

      Он пожал плечами и ушел в кабинет Шатунова.

      12

      СЛУЖЕБНАЯ ТЕЛЕФОНОГРАММА

      Тюмень,

      первому секретарю

      Тюменского областного комитета КПСС

      товарищу В. Богомятову

      В ответ на Вашу телеграмму-молнию о задержании заключенных, бежавших из лагеря № РС-549, докладываем:

      – в городе Салехарде на поиск преступников-убийц мобилизован весь наличный