Сонька. Конец легенды. Виктор Мережко

артистом более быть не желаете? – насмешливо, с подковыркой поинтересовался Филимонов.

      – Желаю. Очень желаю! Только боюсь, вы мне подобную честь не окажете.

      – Не окажу, – согласился директор, снова налил коньяку в оба фужера. – Еще по махонькой?

      Изюмов деликатно коснулся директорского фужера своим, опрокинул содержимое, хотел было взять ломтик лимона двумя пальчиками, но передумал, неожиданно заявил:

      – А я ведь, Гаврила Емельянович, еще имел одну цель в своем визите к театру.

      – Вот те на!.. Как были, так и остались сюрпризным господином, – удивился тот. – И какова же эта цель, ежели не секрет?

      – Никак не секрет, – артист слегка замялся. – Желаю узнать о судьбе госпожи Бессмертной.

      Директор помолчал, дожевывая лимон, тронул плечами.

      – Вы полагаете, я что-либо о сей даме знаю?

      – Вы, Гаврила Емельянович, обязаны все знать.

      Филимонов зашелся тоненьким смехом и долго не мог успокоиться. Артист смотрел на него с нежным недоумением, затем стал сам тоже смеяться и умолк, когда директор вытер выступившие слезы салфеткой.

      – Смешной вы все-таки человек, Изюмов. Потому, может, и прощаю ваши глупости. – Став серьезным, Гаврила Емельянович объяснил: – О госпоже Бессмертной осведомлен мало. Сказывают, пребывает в качестве приживалки в доме Брянских, в обществе не показывается, возможных встреч избегает.

      – Публика помнит ее?

      – Кое-кто помнит. Но вас, господин Изюмов, помнят в первую очередь!

      – Меня?! Как это возможно? Я был всего лишь тенью мадемуазель Бессмертной!

      – Зловещей тенью, сударь, – директор направил на него тяжелый взгляд. – Именно ваша светлость сгубила нашу гордость.

      – От безмерной любви-с, Гаврила Емельянович. А ежели точнее – от неразделенной любви.

      Директор помолчал, глядя в окно и размышляя о чем-то, пожевал губами, после чего негромко произнес:

      – Жаль. Крайне жаль. Подобные артистки выходят на сцену раз в десять лет. А может, и еще реже. – Повернулся к визитеру, с нахмуренным лбом поинтересовался: – Имеете намерение повидать госпожу Бессмертную?

      – Имею, но не решаюсь. К тому же в дом Брянских вряд ли меня пустят.

      – Подобную пакость, господин Изюмов, я бы и к городу на пушечный выстрел не подпускал. – Директор внимательно посмотрел на бывшего артиста, прикидывая что-то, и вдруг сообщил: – Но в театр я все-таки вас возьму.

      – Артистом?

      – Швейцаром. Будете угодных пропускать, неугодных гнать. Согласны?

      – Но вы ведь меня крайне не уважаете, Гаврила Емельянович, и вдруг подобное предложение, – изумился Изюмов.

      – Подобное предложение не есть уважение. Холуи были в чести лишь в тех случаях, когда имели беззубый рот и изогнутую спину. Имейте это в виду, господин хороший.

      Улюкай, сопровождаемый вором Резаным, остановил пролетку напротив дома Брянских, бросил напарнику:

      – Жди!

      И направился к воротам.

      Одет