Новенькая для коменданта. Дарья Михайловна Сорокина

была именно она. Либо это чья-то не самая удачная шутка, либо девушка накарябавшая странное послание была пьяна или в отчаяньи. Или оба варианта сразу. Хоть кому-то удалось сегодня надраться. Столько слез и мольбы я не видел уже давно. Даже родители, сдающие мне своих проблемных чад так не рыдали. Их кучера быстро стегали лошадей, и кареты, пробуксовывая задними колёсами, стремительно срывались с места и мчались за горизонт. Всегда одна и та же картина.

      Принюхался к пергаменту. От него вполне отчётливо пахло дорогими чернилами и очень дешёвым пойлом. Уж в чём-чём, а в алкоголе я разбираться научился, я долго искал такой, что сможет ненадолго вырубить мою заботливую тьму. Эту прелестную дрянь с нотками аниса и аромантным дубом мы гнали в армии. В груди стремительно разлилась ноющая ностальгия по старым временам. Больно. Все ещё больно.

      – Что думаешь, Генри? – протянул ему бумагу, чтобы хоть как-то отвлечь помощника от копания в моих мыслях и чувствах. Дохлый номер. Памятуя о старых ошибках, я надёжно закрылся этим вечером. А вот ему не терпелось самому прочитать письмо, которое я так долго изучал. Он сидел на диване и нервно чесал свой ножной браслет. У всех моих подопечных имелось личное следящее устройство, которое помогало ловить беглецов. Я знал, что они собираются тайком покинуть крепость ещё до того, как в их головки успевала прийти эта опрометчивая мысль.

      Секретарь радостно подскочил и выхватил у меня бумагу. Его брови озадаченно ползли в вверх по мере того, как он читал весь этот бред.

      – Не понимаю, – он почесал макушку. Как это знакомо. И я ни чарта не понял.

      Я терпеливо ждал, сцепив руки под подбородком.

      – Алоиза Иксора Нобераль, – вслух пробормотал Генри. – Она же младшая дочь Терранса Нобераля. Исключительная студентка столичной академии, она выпустилась в этом году.

      – Да-да, я это тоже понял из письма. Но я не понял, что эта исключительная забыла в Нуридже?

      Статьи этой заучки частенько мозолили мне глаза и портили жизнь, особенно внедрённая ей система оценка качества образования, которая исходила из средних отметок учеников за каждый триместр. Теперь мы официально замыкали список неугодных министерству академий. Мои преподаватели отказывались натягивать оценки, потому наш средний балл объективен и весьма печален. Неудивительно, оценишь высоко проблемного студента, и он будет иметь право на досрочное освобождение от своей повинности. А мы всё же несли огромную ответственность за каждую горячую голову.

      – Не мелковаты мы для такой массы? – злился я.

      – Ну-у-у-у, – протянул мой помощник: – Может она просто хочет пощекотать себе нервишки? Любят же детки шастать по темным подвалам и склепам. Как они это называют?

      – Испытание мужества, – помог секретарю, лично я не видел никакого мужества в спуске к зловонному коллектору в подземелье, только непроходимую глупость. – Мои студенты не лабораторные крысы, Генри. Это исправительное учреждение, а не место для маленькой заучки опробовать, как она