Первые бои добровольческой армии. С. В. Волков

жалел снарядов, но приблизительно через час выяснилось, что наши цепи отходят – слишком явно колоссальное неравенство сил. Вот красные уже входят в мертвое пространство, и мы уже не можем поддерживать нашу пехоту. Семенов с телефонистами приходит на взвод, красные пулеметы так по ним пристрелялись, что они ели унесли ноги. Уже видны наши цепи на окраине села, входящие в улицы. Обращаюсь к Семенову: «Разрешите спросить вашего совета, как нужно поступать в данном случае?»

      «А что же, приказа отступать не было, когда наши пройдут, мы встретим красных картечью, а потом… – Он вынимает из кобуры револьвер и, осмотрев его, добавляет: – Последнюю рекомендуется оставить себе…»

      Но что это? В нашей цепи впереди слышен взрыв смеха, смеются по крайней мере человек пятнадцать. Смеяться в это время? Мы с удивлением переглядываемся. В следующий момент слышно: «Ура! Ура!..» Наш наблюдатель с крыши кричит: «Красные бегут, наши их преследуют!» Семенов бежит на наблюдательный пункт и минут через десять мы снова открываем стрельбу по бегущим красным. Положение полностью восстановлено, даже перестрелки почти нет. Как ни странно, но так сложились обстоятельства, что ни в этот день, ни в следующие я ни с кем не говорил о причине смеха и вообще перелома на фронте. Лишь много позже, уже после возвращения из Ледяного похода, мне удалось встретить одного офицера, который хотя и не участвовал в бою под Матвеевым Курганом, но знал капитана Семенова, поручика Эддиса и еще нескольких офицеров – участников этого боя. От них он слышал, что виновницей смеха и изменения общего положения была баронесса Бодэ. При отходе она была легко ранена в кисть руки и, завалившись в какую-то ямку, решила руку перевязать, а когда окончила перевязку и поднялась, то увидела, что наша редкая цепь уже отошла, ее не заметив и оставив одну. Тогда, поднявшись, она выразила свое мнение об отступающей офицерской цепи в таких выражениях, что все услышавшие ее расхохотались, а полковник, командовавший этим отрезком цепи, с возгласом: «После того как женщина нас так обозвала – жить нельзя. Вперед, за мной – ура!» И все, еще со смехом, бросились вперед, а следуя их примеру, поднялась и пошла вперед и вся цепь. Большевики, совершенно этого не ожидавшие, бросились бежать, даже не стреляя. Смех в цепи я слышал сам, а причину его передаю, как мне рассказывали, но считаю это вполне возможным.

      В этот же день или на следующий, точно не помню, под вечер пришел приказ отходить. Есть картинки, которые так запоминаются на всю жизнь, что, несмотря на много прошедших лет, их можно вытянуть из памяти, как цветную фотографию, и посмотреть. Так вот вижу, как из боковой улицы вылетают наши передки, впереди них взрыв гранаты, и среди дыма вижу этакого дракона: две оскаленные лошадиные морды взвившихся на дыбы лошадей и среди них совершенно белое каменное лицо поручика Эддиса. К счастью, все обошлось благополучно. Вот мы выходим из поселка. Сразу против нас по дороге верстах в двух хуторок, откуда строчит стоящий на открытой позиции пулемет по нашей