Сергей Есенин. Биография. Олег Лекманов

а из разбойничьей песни. Поздней зимой и ранней весной 1916 года поэт впервые основательно примерил на себя маскуухаря-озорника. Можно сказать, что и в этом случае он своеобразно повторял Александра Блока, последовательно сменившего “высокую” ипостась служителя Прекрасной Дамы на “низкую” – певца Незнакомки и Коломбины.

      Новую исполнительскую манеру Есенин попробовал контрастно совместить со старым материалом: на домашнем вечере у Евгения Замятина он “из особого ухарства” читал “с папироскою в зубах” свое длинное, исполненное “религиозного чувства” стихотворение “Микола”[300]:

      …Ходит ласковый угодник,

      Пот елейный льет с лица:

      “Ой ты, лес мой, хороводник,

      Прибаюкай пришлеца”.

      ……………………………

      Говорит Господь с престола,

      Приоткрыв окно за рай:

      “О мой верный раб, Микола,

      Обойди ты русский край.

      Защити там в черных бедах

      Скорбью вытерзанный люд.

      Помолись с ним о победах

      И за нищий их уют”…

      А в сентябрьском-октябрьском номере “Ежемесячного журнала” за 1916 год Есенин опубликовал стихотворение “В том краю, где желтая крапива…”, сквозь которое черты его новой поэтической маски проступали уже совершенно отчетливо:

      …Много зла от радости в убийцах,

      Их сердца просты.

      Но кривятся в почернелых лицах

      Голубые рты.

      Я одну мечту, скрывая, нежу,

      Что я сердцем чист.

      Но и я кого-нибудь зарежу

      Под осенний свист.

      И меня по ветряному свею,

      По тому ль песку,

      Поведут с веревкою на шее

      Полюбить тоску…

      Сергей Есенин

      Фотография с дарственной надписью Н. Клюеву. Петроград. 30 марта 1916

      Титульный лист отдельного издания поэмы С. Есенина “Микола” (М., 1919)

      Царское Село. Федоровский городок.

      Фотография конца XX в.

      Характерно, что многие читатели советского времени воспринимали это стихотворение как позднее, относящееся к имажинистскому периоду Есенина: “…Наступившая революция рвет с есенинских “стихов золотые рогожи” и его уводит с собою к “иным” и “новым” образам <…> дальше уже срыв в “имажинизм”, правда, в русском стиле еще <…> Он втягивается в круг желаний “но и я кого-нибудь зарежу под осенний свист””[301]. Более точным в своих историко-литературных оценках был А. К. Воронский, отмечавший, что уже в дореволюционных стихах Есенина “кротость, смирение, примиренность с жизнью, непротивленство, славословия тихому Спасу, немудрому Миколе уживаются одновременно с бунтарством, с скандальничеством и прямой поножовщиной”[302]. Мы бы исправили только: “начиная с 1916 года уживаются…”.

      Сергей Есенин (стоит третий справа)

300

Гребенщиков Г. Сережа Есенин // Русское зарубежье о Есенине. Т. 1. С. 99. Интересный факт: в марте 1916 года, очевидно готовя свою новую роль, Есенин специально занимался в школе сценического искусства у Владимира Сладкопевцева (Студенцова Е. Встречи: Владимир Владимирович Сладкопевцев и Сергей Есенин // С. А. Есенин: Материалы к биографии. М., 1992. С. 15–17).

301

См.: Са-на. Имажинизм // Руль, Берлин. 1921. 11 сентября. № 249.

302

Воронский А. Литературные силуэты: С. Есенин // Красная новь. 1924. № 1. С. 274.