Непрожитое детство. Двигубская Николаевна Екатерина

и авантюрным! Не решила я ничего. Ясно? – сказала она и задержалась около пепельницы, в которой все еще лежал комочек с кровью Александра. – Ты же хотел во всем признаться властям? Почему изменил решение? На таких упрямых ослов, как ты, непохоже?

      Николай ничего не ответил. Он хотел было уйти, но Екатерина остановила его. От отчаяния молодой человек осмелел и потянулся к ее губам, женщина отвернулась.

      – Ты красиво танцуешь.

      – Не для тебя.

      – Тогда почему окна на ночной режим не поставила?

      – Я еще раз спрашиваю, отчего ты изменил решение?

      – С мамой говорил. Она простила и велела начать заново.

      Екатерина пристально посмотрела на него.

      – Пошли, что в прихожей стоять.

      Сегодня она уже во второй раз впускала Николая в свой дом, – не много ли для насильника?

      – Куда вино поставить?

      – Ты случайно не знаешь, что это за кулон? – между прочим спросила она.

      – Нет.

      Екатерина опять внимательно посмотрела на Николая и протянула старинный штопор.

      – Я сейчас, маску сниму. Мумифицирую красоту.

      – А как им пользоваться?

      – Сообрази.

      Они выпили бутылку, потом еще одну, потом еще. И вдруг, именно вдруг, Екатерина поняла, что целует губы Николая. Женщина сидела на его коленях и вбирала в себя чужую молодость. Его рука трогала грудь, нервные пальцы больно сжимали сосок. Николай шептал «Катя», и его дыхание мутило сознанье. Пьяный мир повалился, и Екатерина оказалась лежащей на диване, а над ней раскачивалось его лицо. Николай вторгался в ее плоть, срывал поцелуи, мял бедра. Екатерина была послушной. Ее брали неистово, не спрашивая разрешения, не экономя сил, обдавая запахом бедности и желания. Но в этом не было мерзости настоящего насилия.

      Они продирались сквозь предрассудки и страхи, уничтожали друг друга и создавали новое, известное двоим, переводящее отношения на ты, сокращающее дистанцию между двумя посторонними людьми до полной интимности.

      Страсти

      Александр шел по городскому парку. Раны почти зажили, но голова продолжала болеть, слух заполнялся ровным гулом. Из-за угла старого павильона выскочила проститутка, ее глаза смотрели с жадностью. Она разжала подсушенные временем губы и предложила внаем рыхлое тело, дыхание, отдающие мертвечиной, три руки и два половых органа. Мутантка потащила Сашу вглубь павильона, где, как она обещала, «ее сладенький» увидит много нового и сливочного.

      В помещении, сплошь заставленном проститутками и проститутами всех мастей, каждый из которой освещал фонариком свои особенности, пахло дешевым шампанским и тухлятиной. У кого-то торчало четыре груди, у кого-то короткое туловище поросло ракушками, у кого-то имелось два пениса и одна вагина, у кого-то рога и копыта – товар на самый взыскательный вкус.

      – Нет, нет, нет, – заорал Александр и рванул из подъезда, заполненного ожившими образами сексуальных патологий. От ужаса он побежал что было силы.

      Александр