Растяпа. В паутине. Анатолий Агарков

мрачное выражение лица.

      Я нахмурился, состроив непревзойденную гримасу, долженствующую означать: ох уж эти мне взрослые женщины, брошенки-разведенки – разве дано им, несчастным, творческих людей понять? Но вот ведь беда: мы не можем жить с ними, но и без них никуда.

      Да и они без нас тоже – Тома так объяснила свой интерес к нашим играм:

      – Хочу научиться беспристрастности.

      – И какой же степени беспристрастности ты можешь достигнуть, глядя на нас?

      Мой тон был необъяснимо горек, хотя вслед за словами пришло понимание, что имела ввиду мать моего ребенка. Тамара Борисовна на моем примере воспитывала нашу дочь – как не следует жить и вести себя в этом мире. Меня охватило разочарование – непонятное, необъяснимое: не может никак уразуметь мать моей дочери, что в деловые игры сегодня играют даже вполне приличные взрослые.

      Тома в ответ придала своему лицу самое кислое выражение, на какое была способна:

      – Ладно, Настя – ребенок, но ты-то ведь взрослый человек! Всю жизнь собираешься в игрушки играть? Ты – несерьезный отец. А ваши глупые игры действуют мне на нервы.

      Что ж, она, по крайней мере, была честна, а в её голосе слышались нотки горечи, и я решил, что могу этим воспользоваться:

      – Я всегда и во всем серьезен – даже когда улыбаюсь. В этом трагизм моей жизни.

      – Твоя беда в том, что ты понятия не имеешь о реальной жизни в реальном мире. Все твои знания – из книг или от твоих кумиров. Вы играете с дочерью сцены жизни, которой вам никогда не жить – потому они и выглядят карикатурными: никакой правды нет в них.

      Я представил себе, какой она будет в старости – красивая женщина со шрамами непрошенной мудрости на лице.

      – А кто тебя посвятил в реальную жизнь? Твоя мама? Так просвети нас ты!

      – В чем?

      – Кого нам стоит благодарить за то, что распалась наша семья? Ответь мне и дочери…

      – Конечно, тебя, – не задумываясь, сказала Тамара. – Это ведь ты скрылся от нас сюда.

      – Нет – должен был дать себя убить там…

      Уже нахмурившаяся нашему спору дочь засобиралась домой:

      – Мама, нам пора.

      Мне оставалось лишь надеяться, что Настя со временем во всем разберется сама – я не настраивал её против покойной бабушки.

      Тома всегда так уходила, со злобной миной во взгляде – и с подарками от свекрови, и без подарков. Единственное, во что она не целилась, было её отражение в зеркале на выходе. Настя бабушку на прощание целовала, мне махала рукой: «Пока…»

      К тому времени, как я занялся Интернеткоммерцией, а мы с дочерью деловыми играми, давно уже с Тамарой Борисовной охладели друг к другу, как супруги. От былой моей влюбленности в красивую женщину и следа не осталось. Более того, бывшая жена казалось мне теперь символом утраты последних юношеских иллюзий. Не растеряв желания обладать женщинами – делать их счастливыми или несчастными, очаровывать или разочаровывать, знакомиться с ними и бросать их – навсегда