Мочалкин блюз. Акулина Парфенова

торговец решил устроить что-то вроде торгов. И реальным покупателем считает моего недавнего знакомого, а меня позвал для нагнетания ажиотажа. Потому что совершенно понятно, что давенпорт никак не может быть в стиле гротеск. А мое трепетное отношение к чистоте стиля Георгию Филипповичу хорошо известно.

      – Позвольте представить. – Георгий Филиппович тоже слышал про этикет. – Глеб…

      – Прошу без церемоний и паспортных данных, – сказала я.

      И тут я увидела это чудо мебельного искусства. Передние ножки давенпорта были изогнуты чрезвычайно изящно, только мастер с отменным вкусом и верным глазом мог создать такую совершенную линию. Резьба по эбеновому дереву встречается крайне редко: древесина его тверда. Но здесь ее было в изобилии, и рисунок не повторялся ни на одном из двенадцати ящичков. Основным мотивом резьбы был морской конек. Фигура сколь изысканная, столь и символическая. Причем символика могла происходить из разных культурных пластов. В картографии морской конек может обозначать место захоронения сокровищ. А в современной жизни – мужскую однополую любовь. Будь она неладна, подумала я, глядя на моего предполагаемого конкурента в борьбе за шедевр.

      – В гостиной Николаса Хэслама, известнейшего лондонского декоратора, стоит журнальный столик на ножках, представляющих собой морских коньков, – блеснула я эрудицией.

      Последнее время мне везет на эстетические впечатления.

      Я решила, что куплю эту вещь и подарю Шериданам. Давенпорт был достоин каюты самого адмирала Нельсона, так пусть вернется к его потомку, если не по крови, то по духу. Вот.

      О чем я тут же оповестила господ присутствующих. Георгий Филиппович довольно ухмыльнулся, он решил, что я оценила ситуацию и подыгрываю ему.

      Но мне попала под хвост шлея. Этот Глеб действовал мне на нервы. Было заметно, что давенпорт нужен ему, и мое замечание про Хэслама не осталось неуслышанным. Он размышляет, как бы похитрее начать торговаться. А мне, в свою очередь, хотелось вывести его из себя во что бы то ни стало. Увидеть, как покраснеет его хладнокровная красивая физиономия и он начнет грубить.

      Я совершала заведомую глупость. Игрушка была мне совершенно не по карману.

      И вот он начал.

      – За сколько вы, Георгий Филиппович, хотели продать эту вещицу? – Вроде как и не был раньше на «ты» с уважаемым продавцом.

      – А сколько вы могли бы предложить?

      – Четыре.

      – Смешно.

      – Четыре с половиной.

      – Шесть, – сказала я.

      И тут – о ужас – Глеб сказал:

      – Уступаю.

      – Отлично, – сказала я.

      Пожала руку Георгию Филипповичу, оделась, вышла. Садясь в такси, заметила, что оба мужчины вышли из магазина и смотрят мне вслед.

      Дома я налила себе виски, выпила залпом, и спустя пять минут руки мои перестали дрожать, а сердце – бешено колотиться.

      Через несколько минут позвонил