Мочалкин блюз. Акулина Парфенова

талантливому перу жизнь людей в этой стране была бы лучше. А ты в это время предпочла талантливо драить богачам толчки. Янушкевич, ты ли это?

      – Сука ты, Кораблева, сукой была, сукой и осталась. – Я зарыдала и обняла ее. – Однако откуда у тебя этот патриотический пафос? Раньше пафос у тебя был диссидентский.

      – Вытри слезы и прекрати этот Public Displace of Affection[1]. Патриотизмом я заразилась от мужа.

      – Британским?

      – Патриотизм, как это ни парадоксально, не имеет национальности. Он просто является элементом позитивного мышления. Есть три варианта отношения к действительности: или ты желаешь добра всему миру и в особенности своей стране, или тебе на все пофиг, или ты всех ненавидишь. В первом случае ты – патриот. В других – сволочь. Я демшизы за границей изрядно повидала. Бесплодные люди, ненавидят и свою страну, и страну, которая их приютила, любую власть, любое начальство… А на самом деле ненавидят самих себя, свою ущербность и неспособность к любому мало-мальски созидательному труду.

      – Это ты мудрено залудила. Надолго в Питер?

      – На год точно, а там видно будет.

      – Классно.

      – Мой муж, в отличие от твоего, отзывается о моих подругах благоприятно. Вот ты, например, очень ему понравилась.

      – Когда он успел разглядеть?

      – У него особый глаз. Про МI 6 слышала?

      – Врешь.

      – Конечно вру. Но ведь складно.

      – Ты всегда врала складно.

      – Кстати, у меня для тебя подарок. – И она протянула мне красивый крафтовый пакет с логотипом LANVIN. – Не открывай сейчас, дома посмотришь.

      – А к Сергеичу ты приходила сама или мужа сопровождала?

      – Знаешь, – глаза Кораблевой покраснели, – я родить хочу, но у меня проблемы с сердцем. Так что не знаю, получится или нет.

      Дело кончилось тем, что, невзирая на окружавший нас public, мы обнялись и заревели. Эти совместные слезы означали, что мы простили друг другу прошлые обиды и начинаем дружбу снова, с чистого листа.

      Вернувшись домой, я вымыла руки и развернула сверток. Я понимала, что в нем дорогая вещь, а трогать дорогие вещи я привыкла чистыми руками, а лучше в перчатках, тонких, латексных. Их у меня упаковок двести на антресолях.

      Там была шелковая блузка с лобстером. То есть блузку украшало изображение лобстера. А именно реплика принта на знаменитом платье Эльзы Скьяпарелли 1948 года.

      Это была фантастическая вещь. Мне не пришло бы в голову даже мечтать о такой. Да и купить подобное у нас невозможно. Такую вещь, настолько же изящную, насколько фриковскую, не надела бы ни одна из известных мне женщин.

      Я тут же позвонила Кораблевой:

      – Твоего мужа зовут не Джеймс Бонд, а Дональд Трамп. Так следует понимать твои подарки?

      – Давай без истерик, ладно? Это мне подарил один знакомый. Вернуть я не могла, а чека он не приложил. Носить такое я тоже не могу, ты знаешь, мне бы

1

Чрезмерное проявление чувств на публике.