Целую тебя, мой Пьер. Светлана Викторовна Ильина

мадам Интрижка?

      От бешенства у неё потемнело в глазах. Она осмотрелась близ себя, раздумывая, чем бы запустить в ставшее ненавистным насмешливое лицо. Под рукой оказалась дамская сумочка, которую она, не задумываясь, бросила в Пушкина. Тот ловко поймал её и, словно поддразнивая, стал вертеть в руках.

      – Вы прекрасны и в гневе, мадам, но тем более мне жаль, что такая красота доступна для слишком большого количества мужских рук. Так можно и растерять всё.

      – Следите, сударь, за своей женой, а ещё лучше за своей головой, чтобы там не выросло что-нибудь неподходящее, – бросила она в ответ и со злорадством увидела гримасу неудовольствия на лице Пушкина.

      Однако больше смотреть на него не было сил, и она отвернулась. Последние минуты они проехали в тяжёлом молчании. Не попрощавшись, она выскочила из кареты и на следующих встречах всячески избегала Пушкина, боясь снова увидеть на его лице насмешку.

      После столь неприятного разговора ей захотелось ещё больше отыграться на чувствах мужчин, но Ланской для этого не годился – слишком уж он её любил. А потом появился Жорж Геккерн, от одного вида которого каменное сердце Идалии таяло, как масло. Высокий, изящный блондин, своими голубыми глазами и весёлым нравом, он быстро очаровал всех дам. И неспроста Идалия поддела Пушкина – Наталья Николаевна смеялась громче всех над его шутками. Все видели, что настойчивость ухаживания Жоржа и пылкость его признаний вскружили ей голову. Уже давно по Петербургу злословили, что и сама Наталья была не против этого флирта.

      Идалии было обидно, что Жорж уделял этой жеманнице внимания больше всех, но она не теряла надежды – от её прелестей ещё никто не отказывался, кроме… Пушкина.

      Она вздохнула, раздумывая, как бы окрутить новоиспечённого барона Геккерна, бывшего Дантеса, и не потерять Ланского? Не придумав ничего особенного, уставшая Идалия в последний раз посмотрела на себя в зеркало. В желтоватом свете канделябра на дамском трюмо она с тайным удовольствием отметила и богатство распущенных густых волос, и красоту своего молодого лица. Не может быть, чтобы Жорж устоял перед ней. Такого просто не может быть.

      Глава четвёртая

      У подъезда Вяземских на Фонтанке длинной вереницей выстроились кареты. Дверцы поминутно открывались, и из них выскакивали разряженные девушки в сопровождении грузных дам и многочисленные кавалеры, уже с порога выхватывающих глазами пару для себя на этот вечер.

      Открывающаяся дверь в дом Вяземских словно приглашала в рай: широкая лестница манила ярким светом бесчисленных свечей и большим количеством цветов. На улице была промозглая петербургская осень, а здесь – настоящее лето. На ступеньках чинно выстроились лакеи в бархатных ливреях.

      Ах, как Идалия любила это предвкушение праздника! Стоило большого труда сдержать себя и не пробежать с детской радостью навстречу бальному, краткому, но такому сладкому счастью. Ей приветливо кланялись мужчины в чёрных фраках и мундирах, более холодно кивали дамы, покрытые брильянтами и сверкавшие в просторных залах как новогодние