Парки моего сердца. Памяти моей Роны. Алексей Ратушный

ме Ridero

      Нашей Солнечной Даше

      Парки моего сердца

Центр Свердловска-Екатеринбурга

      До семнадцати лет я был абсолютно городским жителем, поскольку рос в самом центре одного из крупнейших промышленных центров державы.

      Нсди взять карту Екатеринбурга и ткнуть пальцем в центр, вы попадёте точно туда, где я жил в детстве.

      Даже и не знаю, бывает ли центральней.

      Дом наш старинный купеческий стоял (и стоит доныне!) на горе, на высоком берегу реки Исети.

      Прямо за рекой напротив нашего дома был Дендрологический сад Екатеринбурга, в народе просто Дендрарий.

      В нем мы гуляли с Роной чаще всего. Спустились двести метров к реке, перешли её по деревянному мосту, по дуге достигли угловых ворот Дендрария и мы уже в нём! Гуляем. Играем на травке газонов. Ищем и находим там шампиньоны! Смотрим на работающий красивый центральный фонтан. Наслаждаемся цветами на аллеях. Рона рассказывает мне о деревьях. Впрочем я еще почти ничего не запоминаю. Мне и без лекций о вишне и яблоне хорошо. Тут же и мой младший братик ползает. Столько букашек и таракашек! Есть на что посмотреть!

      Понятно, что Дендрарий с младенчества знал наизусть, как свои пять пальцев.

      Немного в другую сторону располагался унылый бесцветный парк имени Павлика Морозова. Уже потом до меня дойдёт, что именно в нём стоит тот самый техникум советской торговли, который Роночка таки закончила после войны, и что это был парк её студенческой юности. В самом конце его возвышалась телевизионная вышка нашего областного телевидения. Прогулки по этому парку были не интересными и шампиньонов именно в нём я в упор не помню. Этот парк я обегал весь вместе с моим Рэксом гораздо позднее, перед отъездом «навсегда» в Краснодар. Именно в этом парке я разобрался с возможностями породы «боксёр». Я бежал двадцать километров, а Рэкс бежал параллельно метров триста и ложился. Отдыхал. Потом снова бежал рядом. В общем выносливость была у него никакая. Деревья в этом парке были редкими и низкими. Парк в общем открытый и неинтересный. Но парк! Сейчас я бы конечно забросал Рону вопросами. Но тогда…

      В хорошие дни, когда её измученное тремя пороками сердце позволяло, она вела меня – обычно без Сергея – в парк Зелёная Роща. На моей карте самое его начало отражено на улице Народной Воли. На самом деле, как я это знаю теперь, это было разорённое монастырское кладбище Женского православного монастыря. Об этом Рона помалкивала. А рассказала мне подробно о том месте, где зияла поляна, а до войны стояла настоящая парашютная вышка.

      Зелёная Роща – особый парк в моём сердце. В его конце располагались корпуса городской больницы номер один, в которой я нее раз лежал с воспалением легких, и в которой мне удалили аппендицит. То есть и аппендикс и само воспаление живота как осложнение от его воспаления. В этом парке Рона разговаривала со мной о своём папе, поскольку в доме это тема была запретная. В этом парке я лечился в самом бывшем монастыре после тяжелого осложнения на позвоночник. Из Зелёной Рощи мы похоронили и Рону, и Мишу, Жорика, и бабушку, и мою маму. Практически всю мою первую семью. Это самый грустный парк моего сердца. И при этом связанный с моей святой Роной.