Леха. Современная повесть о настоящем человеке. Константин Закутаев

городскую больницу. Себя же Малыгин отчетливо вспомнил, только уткнувшись в раздолбанную дверь мужской душевой, куда, в прострации от принятых ударов и израсходованной энергии, он поперся прямо в боксёрской амуниции. Следующий снимок – суетное мельтешение спин и неровный срез скамейки, на которую спортсмен тяжело опустился. Как сошел с ринга, как прошествовал через весь зал, что говорил Харлам и зло выкрикивали с трибун друзья Ермакова – память не зафиксировала, оставив лишь неприятное послевкусие без четкого понимания причины. Адреналин ещё не выветрился из венозных тоннелей, поэтому боли не было. Дикая, неимоверная усталость с обидой напополам выгребала все чувства огромным половником армейской полевой кухни.

      – Т… п… дил, – голос Хараламова, донесся откуда-то из подземных лабиринтов.

      – Фто? – не вынимая капы изо рта, переспросил Малыгин. Он не узнал своего голоса. И дело было не в капе, которую Леха тут же сплюнул в ладонь, – не понял я…

      – Ты победил, – уже отчетливее прозвучал голос Дмитрия, – рефери оба раза считал дольше, чем должен… В первый нокдаун я насчитал на тринадцать – пятнадцать, во второй не меньше семнадцати… И вся фишка в том, чтобы Ермак сейчас без последствий из больницы вернулся. Причём для всех. Для шишек из федерации, чтоб не угреться за кривое судейство. И для нас, чтобы его кореша к ночи в общагу не завалились. Разборку учинять.

      «Для нас…» – внутренне отметил Малыгин и стало полегче.

      Бинты комом свалились в раскрытую пасть спортивной сумки, стоящей на полу. Из неё же он вытянул джины и, превозмогая болезненную пульсацию в области селезенки, принялся натягивать прямо поверх боксёрских трусов.

      – Хрень какая-то, обычные соревнования… С чего разборку-то затевать? – Леху мотало, одна нога скользнула мимо штанины – спросил он у Харламова.

      – Алкоголь называется, – коротко ответил тот, трамбуя перчатки на дно сумки, – шары зальют сегодня в «Севере» или «Планете обезьян» и ночью вспомнят про «охреневшего в атаке»…

      – В смысле про меня? – Леха продолжал тупить.

      – Нет, про Николая Рубцова, поэта вологодского!

      Харламов зачем-то подошел к дверям раздевалки, прислушался. За фанерой колыхался шум трибун и ринга, рядом слышался смех подростков.

      – Давай уже, быстрее шевелись, – он вернулся от дверей и сел рядом, – или ты на награждение хочешь остаться? Все ж серебряный призер…

      Дверь распахнулась. Через порог несколько суетливо, что для него было никогда не свойственно, шагнул Рома Ушаков. Тренер «Труда» и секундант Ермакова.

      – Что, Лех, как ты, нормально? – скороговоркой выдал он.

      В руках Рома теребил картонку грамоты и вымпел в триколоре российского флага.

      – Нормально… Голова, вот, только раскалывается, – Леха через силу улыбнулся.

      Его всё ещё коробило содействие Романа сопернику. Пусть и спорт, но всё равно цепляло.

      – На, вот, тебе за второе место, – он сунул грамоту и вымпел Малыгину в руки, – Ермакова всё равно