И ты познаешь любовь. Алла Артемова

дед Евсей.

      – Это кто здесь мужик? – бабка Авдотья строго глянула на деда Евсея. – Бабоньки, да врет он все… Уже как я не пыталась его расшевелить, какими только травами не поила, а у него все на полшестого.

      Веселый дружный смех грянул как гром.

      – Ну, бабка, ты прямо, как молодая, все мужика тебе подавай, – крякнул конюх Степан Трофимович, вытирая мокрые от смеха глаза.

      – А как же. Евсей, когда замуж звал, все намеки давал, мол он ого-го, – бабка Авдотья после второй рюмки захмелела и дала волю языку.

      – Бабка, тебе ведь уже, почитай, сто лет, а ты все в сказки веришь, – Степан Трофимович подмигнул деду Евсею.

      – Это кому это сто лет? – бабка Авдотья громко икнула и уставилась на конюха.

      – Авдотья, перестань, – дед Евсей толкнул жену в бок.

      Громкая перебранка между конюхом и бабкой Авдотьей внесла веселое оживление, и люди разом зашумели и повскакивали с мест. Пытаясь перекричать друг друга, они стали рассказывать забавные и смешные случаи из жизни, весело шутили и смеялись.

      Мария Петровна взяла под руку Григория и, взглянув на Машу слегка презрительно, произнесла:

      – Хочу, Григорий, спросить тебя кое о чем.

      – Да-да, Мария Петровна. Но прежде разрешите познакомить вас с Машей Прохоровой, – Григорий сделал выразительный жест рукой в сторону Маши, но Мария Петровна не повернула даже головы.

      Лицо ее было бледное и ничего кроме немого упрека не выражало. Повернувшись к Маше спиной, она села рядом с Григорием, показывая всем своим видом, что не только знать, но и знакомиться с девушкой не намерена. Машу мгновенно бросило в жар, и ей вдруг стало не по себе.

      «Боже мой! Почему она так со мной поступает?» – Маша плотно сжала губы и низко опустила голову, стараясь не расплакаться от обиды прямо на глазах у всех.

      Вдруг раскрасневшаяся от выпитой самогонки Юлиана с силой ударила рукой по столу, призывая всех к тишине.

      – Бабоньки, давайте споем, – предложила она и, обняв Марфу и Клавдию за плечи, озорно улыбнулась.

      Через минуту Юлиана запела звонким протяжным голосом:

      Хасбулат удалой,

      Бедна сакля твоя.

      Золотою казной

      Я осыплю тебя.

      Женщины дружно подхватили слова, и вскоре задушевная песня понеслась над деревней:

      Дам коня, дам кинжал,

      Дам винтовку свою.

      А за это за все

       Ты отдай мне жену.

      Дед Евсей скрутил самокрутку и сделал несколько глубоких затяжек. Его рука заметно дрожала, когда он подносил ее ко рту, а по щекам – то ли от того, что песня его растрогала, а может быть, домашний табачок был ядреный – текли слезы. Он несколько раз смачно шмыгнул носом и провел рукой по лицу. Бабка Авдотья вторила голосистым певуньям старческим, чуть охрипшим голосом, невольно предаваясь воспоминаниям о прошедшей молодости.

      – Мария… – громким шепотом окликнула Светлову Клавдия Ивановна и махнула рукой, – пойдем