И проснуться не затемно, а на рассвете. Джошуа Феррис

он пришел удалять зуб. Выяснилось, что ему плохо пролечили кариес (лечил не я), в результате чего воспалился нерв. Невзирая на мои рекомендации, он долго тянул с удалением нерва, и вот сильная зубная боль наконец загнала его в клинику. Однако страдалец не стонал и не плакал, а что-то тихо бубнил себе под нос. Лицо обхватил ладонями, соединив средние и большие пальцы, и нараспев произносил что-то вроде: «А-рам… а-рам…»

      Я сел рядом. Мы пожали друг другу руки, и я спросил, что он такое делает. Мой пациент, как выяснилось, проходил обучение в тибетском монастыре, думал стать монахом, и хотя эта пора его жизни давно закончилась, некоторые медитативные приемы он использует до сих пор. Сегодня он решил удалить зуб без какой-либо анестезии. Его гуру, видите ли, в совершенстве владел искусством уничтожения боли.

      – Я почти полностью погрузился в пустоту, – сообщил он мне. – Тут важно помнить: у тебя больше нет тела, однако ты все еще жив.

      Его клык давно умер и приобрел цвет слабого чая, но корневой канал все еще сообщался с активными нервами. Никакому нормальному стоматологу не пришло бы в голову дергать такой зуб, не вколов хотя бы местное обезболивающее. Я так и сказал; в конце концов пациент согласился на укол. Он вернулся в свою медитативную позу, я вколол ему анестетик и принялся с усердием раскачивать больной клык. Через две секунды пациент застонал. Я решил, что таким образом он погружается в пустоту, но стоны становились все громче: заполнив кабинет, они начали выплескиваться в приемную. Я взглянул на Эбби, мою ассистентку, сидевшую по другую сторону кресла. Розовая маска закрывала ей пол-лица. Эбби ничего не сказала. Тогда я достал щипцы изо рта пациента и спросил, как он себя чувствует.

      – Прекрасно. А что?

      – Вы шумите.

      – Правда? Не знал. Видите ли, в физическом смысле я нахожусь не здесь.

      – Судя по звукам, в физическом смысле вы как раз здесь.

      – Прошу прощения. Постараюсь больше не шуметь. Продолжайте, будьте так любезны.

      Стоны возобновились практически сразу и быстро перешли в довольно громкий вой – неоформленный и первобытный, как у недоношенного новорожденного. Я остановился. В его налитых кровью глазах стояли слезы.

      – Вот опять.

      – Опять что?

      – Вы стонете. Даже воете. Укол-то действует?

      – Я уже в будущем, в трех-четырех неделях от этой боли, – ответил пациент. – Уже четыре-шесть недель я от нее избавлен.

      – Боли вообще не должно быть, – сказал я. – Мы заморозили зуб.

      – Да мне совсем не больно! – воскликнул пациент. – Продолжайте, я больше не пророню ни звука.

      Я снова принялся за работу. Он остановил меня почти в ту же секунду.

      – Сделайте общий наркоз, пожалуйста.

      Я выполнил его просьбу, после чего спокойно удалил зуб и поставил на его место временную коронку. Когда