Побег куманики. Лена Элтанг

стремятся к телам других людей, потому что им тоскливо в своих собственных, и еще – потому что им сказали, что красотой следует обладать

      но как можно обладать химерой? красота – это морок, преломление света, в каждом столетии она другая, смешно надеяться, что трением и скольжением ты заставишь ее покориться или хотя бы сможешь осознать

      фелипе уже пришел, а надеть нечего, кроме вельветовых штанов и черной майки – в других вещах я выгляжу нелепо, для свитеров у меня слишком узкие плечи, для галстука слишком тонкая шея, для рубашки слишком длинные руки, для пиджака слишком простое лицо, к тому же у меня нет пиджака

      вот если бы я мог носить хитон, гиматий или хламиду

      или красный пеплос, на зависть афине палладе

      je ne voudrais pas mourir

      dans la langue espagnole

      как бы я хотел выходить из дома тайком, ускользать, уклоняться, избегая вопросов, пробираться через черный ход, как фелипе – его вечно останавливают отец или тетка

      мне некому давать отчет, некому врать, незачем задирать голову на башни собора в мдине, где одни часы собора показывают время, а другие – день и месяц года (так жители пытались запутать дьявола), никто меня не ждет, я забыл, что такое торопиться домой, да и не знал никогда

      еще я забываю русский, сегодня раскопал в парке свой секрет и понял, что забыл имена вещей, долго вертел в руках стеклянного мальчика с осколком, растущим из спины, потом вспомнил, что это подставка для ножа!

      сначала они стояли в буфете – два недобро глядящих пухлощеких амурчика, соединенные стеклянной осью, потом второй мальчик откололся и пропал, помню, что в детстве я называл их столовыми ангелами, когда папа умер, столовый ангел достался мне

      а куда делся тот, второй? можно спросить у брата, правда, он знать меня не хочет – вот уже пять лет, как он не подходит к телефону, не пишет, знай только шлет свитера и оплачивает больничные чеки

      может, он откололся и пропал?

      без даты

      лукасу несладко со мной придется, говорю я наконец, чтобы нарушить молчание, в комнате доктора так тихо, что слышно, как бьются флаги на ветреной площади, сегодня día de la hispanidad, люди мне нравятся, пока я ими любуюсь, восхищаюсь, устремляюсь и все такое, но если надо что-то делать, от меня никакого толку!

      а что вы с ними делаете? спрашивает доктор дора, перевернутая, оттого, что я смотрю на нее с кушетки, запрокинув голову

      делаю? да стоит кому-нибудь положить руку мне на колено, как я начинаю тосковать, чесаться и сворачиваюсь, будто жук на ветке, – так было на вечеринке в нашем кафе, я просто ушел спать, хотя был весел и пьян

      что же заставило вас уйти? нарушение ваших границ?

      да нет у меня никаких границ! меня пугает их голод и оголтелая легкость во всем, никто ведь не знает, какое все слабое и как легко все потерять, говорю я, разглядывая снизу ее слабые капроновые колени

      может быть, ваш друг прав и вы сами придумали себе табу?

      и вы туда же! ведь это совершенно необратимо, понимаете? ты делаешь простую