Любовь, предавшая себя. Лале Камалова

сделала аборт. Она боялась, что после этого не сможет забеременеть. Когда Вася вернулся со своего путешествия, Альбина снова наступила на те же грабли и, удивительно, снова забеременела. В этот раз Василий женился, взял ее «такую». Теперь выкобенивается. Жена у него покорная, теща перед ним стелется. Как же, не опозорил дочку, замуж взял.

      Что тут скажешь? Не она ли твердила Эле: «Сестренка, в тот день, когда ты уступишь парню, небо станет серым, солнце тусклым, весенний ветер будет пахнуть гарью. Не повторяй моих ошибок».

      – Альбина, я тебе ничего посоветовать не могу. Решилась бы я оставить дочку без отца? Не знаю. Как жить с мужчиной, который спит еще с кем-то, тоже не знаю. Ох, сестренка, тебе явно труднее, чем мне.

      Так, с разговорами девушки дошли до небольшого ручья, в который вытекала вода из ключа, выполоскали белье. У обеих на душе кошки скребли. Эля не стала даже заходить к сестре, не хотела встречаться с Васей. Ушла домой, не попив даже чаю.

      К вечеру небо нахмурилось, темные тучи медленно поплыли по небу, затем его укрыли совсем. Пошел дождь, колотя крупными каплями по крыше, по листьям яблонь, пригибая к земле нежные головки цветов. Эля стояла у раскрытого окна веранды и смотрела на лужи, на тонкие ручейки, втекающие в них. Становилось ей все грустнее и грустнее.

      Вдруг перед глазами Эльмиры возник огромный черный зонт, из-под купола которого выглядывало счастливое, сияющее лицо Самата.

      – Самат, ты зачем пришел в такой дождь. Смотри, брюки мокрые до колен, а ботинки-то, что есть? Все в глине. Заходи быстро в калитку, я тебя через сад проведу прямо на веранду.

      Эля, накинув болоньевый плащ, косынку из целлофана, надев резиновые сапоги, вышла в сад. Дождь поливал так, словно это вода из шланга под сильным напором проливалась на землю. Брызги с силой отскакивали от земли, от травы, от камней дорожки, проложенной до калитки. В один миг подол плаща Эли стал мокрым, в сапоги потекла вода.

      – Ой, Самат, скорее сюда, да не стой ты у калитки, иди, я тебя не укушу.

      Ребята вдвоем вошли на веранду и встали у входа, как будто не зная, что дальше делать. Под ногами у них растекалась грязная лужа.

      – Так, Самат, снимай ботинки и брюки. Я сейчас сполосну штанины в бочке и вымою твои ботинки.

      – Нет Эль, ты что, как это ты будешь мыть мои ботинки? И как я буду без штанов?

      – Да ладно тебе. Снимай, давай, я отвернусь. Сдерни покрывало с кушетки и обмотайся им. Стесняться он вздумал, а жениться не стесняешься? Давай скорее, мне тоже переодеться надо.

      Не прошло и полчаса, как на журнальном столике появился горячий чайник, чашки, ложки. На блюдечке с золотой каемочкой светились зеленью бруски мармелада. На плоском блюде высилась горка золотистого хвороста, в стеклянной вазе плавали бордовые вишенки, утопая в сладком тягучем сиропе.

      Эльмира, в махровом желтом халате, разливала чай. Дождь по-прежнему стучал по шиферу крыши. Ветер качал ветки яблонь, словно стараясь выполоскать их листья под холодными струями дождя. Разгулялась непогода