Крестовый поход за счастьем. Дмитрий Пейпонен

как тогда писали в газетах, «живым серебром».

      Из этого серебра потом делали консервы.

      Такие, с оранжевой этикеткой. «Килька в томатном соусе». Из этих консервов еще суп тогда варили – вкусно получалось…

      Так вот, отчалили мы на нашей «Кильке», вышли в открытое море.

      Команда – 6 человек, мужики суровые, грубые даже иногда, я по именам уже не помню их. Помню, что капитана звали Вогеныч – от Владимир Геннадиевич.

      И боцман был маленький и верткий, очень пожилой, совсем не колоритный.

      Не то что Канифолич.

      МРТ – суденышко небольшое. Точнее – маленькое. Все пространство занимал холодильник для улова и траловое оборудование. Для кают и прочих удобств места почти не оставалось.

      Мы вчетвером ютились в малюсеньком кубрике с крошечным, как пятак, иллюминатором.

      Команде мы откровенно были до лампочки, поэтому мы маялись от безделья.

      Вогеныч, каждый раз, когда видел нас, отворачивался брезгливо и сквозь зубы цедил:

      –Ладно, вот косяк поймаем – наползаетесь еще.

      Косяк – это скопище кильки – бывало, что косяки растягивались на несколько километров.

      МРТ сильно качало, дизель заставлял вибрировать все вокруг, мы или валялись на шконках или под руководством боцмана наводили чистоту.

      День на пятый-шестой плавания, наконец-то наткнулись на косячок кильки.

      И вот тут уже нам пришлось несладко.

      Команда, как заведенные, черпали кильку тралами, забивая холодильники.

      Мы не спали трое суток, сорвали ладони до кровавых мозолей, у Кости началась морская болезнь и он то и дело под крики и свист команды бегал к леерам (такие тросики по бортам, чтоб не вывалиться) «позвать ихтиандра».

      Мы провоняли рыбой и потом.

      Болела спина, руки плохо сгибались и разгибались.

      От морской соли волосы стали как солома.

      Но ё…ный кнехт, мне все это очень нравилось!

      Я с упоением принимал кошели трала, с которых водопадами лилась вода и в которых бились миллионы мелких рыбешек и открывал их, заворожено глядя, как сверкающая чешуей лавина с шелестом стекала в трюм.

      Я не замечал ничего – ни усталости, ни опухших глаз от бессонницы, ничего.

      Мне очень нравилось. Это было по-настоящему.

      Не игра в лихих мореходов, которые как обезьяны ползают по вантам и знают, чем отличается стаксель от кливера.

      Это была настоящая работа.

      Тяжелая, опасная, воняющая рыбой, но настоящая…

      Парамон работал, матерясь, весело сверкая глазами, с лихостью управляясь с лебедкой.

      Алёша и Костя страдали и не скрывали этого…

      Странно, оказывается, спустя много лет, Костя, эта сухопутная крыса, стал все-таки штурманом дальнего плавания… Хотя сейчас, стоя по колено в трепыхающейся массе кильки внутри холодишьника с лопатой, он ненавидел море, ненавидел наш МРТ Килька и нас всех…

      Его постоянно тошнило, он постоянно ныл и клялся отчислиться…

      А потом все-таки стал мореманом…

      Не понятно это…

      Мы