Кровавый остров. Рик Янси

– кроме, конечно, самих дневников, нескольких вырезок из старых газет и прочих артефактов сомнительной ценности, заткнутых меж пожелтевших страниц. А теперь передо мной было имя, вырезанное в камне… Нет. Больше, чем имя. Здесь, в буквальном смысле у моих ног, лежал человек – человек, про которого писал Уилл.

      – А его вы знали? – хрипло спросил я. – Уилла Генри?

      Элизабет покачала головой.

      – И его тоже. Она умерла, а через пару лет он исчез – меня тогда еще не было. Пожар…

      – Пожар?

      – Там случился пожар – в доме Лили и Уилла. Все, все пропало – сгорело. Полиция подозревала поджог… да и семья, в общем, тоже.

      – Думали, Уилл Генри приложил к этому руку?

      – Он им не больно-то нравился.

      – И почему же?

      Ее передернуло.

      – Папа говорил, он был… странный. Но дело было не в этом. Не только в этом. Вот, – Элизабет вдруг принялась рыться в сумочке, – я принесла ее фотографию.

      – А Уилл на ней есть? – спросил я, чувствуя, как сердце мое забилось куда чаще.

      Она протянула мне выцветшую полароидную карточку, слегка повернув, чтобы на фото не бросало блик яркое, в самом зените стоявшее солнце.

      – Кроме вот этой, я в папиных вещах ничего не нашла; но поищу еще, может, повезет больше. Это с ее семидесятипятилетия.

      – Выходит, в сорок девятом, – подсчитал я. – Предпоследний день рождения в жизни.

      – Последний. До следующего она не дожила.

      – А слева от нее – это Уилл? По возрасту как раз подходит.

      – Это? Ах, нет-нет-нет! Это Реджи, ее брат. Мой прадедушка. Уилл сидит справа.

      Со дня, когда была напечатана фотография, прошло уже больше шестидесяти лет, да и изначально картинка была немного не в фокусе – но даже так бросалось в глаза, что человек справа от Лили лет на двадцать ее моложе. Элизабет, глядя на карточку, видела то же, что и я.

      – Вот поэтому-то, папа говорил, они его и недолюбливали. Лили клялась, что он младше ее на десять лет, а выглядело, будто бы на все двадцать. Вот все и думали, что он женился на тетушке из-за денег.

      Я все смотрел и смотрел на расплывающееся изображение. Узкое лицо, темные, глубоко посаженные глаза, застывшая, загадочная улыбка…

      «Вот тайны, что я сохранил».

      – Дети?

      – Нет, ни одного. И ни одного родственника Уилла никто не видел. Человек-загадка. Никто не знал даже, чем он зарабатывает себе на жизнь.

      – Догадываетесь, о чем я теперь спрошу?

      Она весело рассмеялась, и, стоя на кладбище, я почувствовал в этом смехе странную жестяную нотку.

      – Упоминал ли он когда-нибудь о том, что в юности подвизался на побегушках у охотника на чудищ? Ни разу – во всяком случае, ни о чем подобном мне не известно. Но в том-то и дело, что все, кто мог бы порассказать об этом, уже мертвы…

      Мы помолчали. Меня одолевали бесчисленные вопросы – и ни один из них я никак не мог задать.

      – Итак, дом сгорает дотла, а Уилл пропадает без вести, – наконец сказал я. – Это, получается, было – когда? Через два года после ее смерти,