Дворец утопленницы. Кристин Мэнган

и подальше от рутины. Фрэнки частенько ее за это поддразнивала, мол, в жизни не встречала более ветреной особы, а та в ответ неизменно улыбалась и благодарила за комплимент. Так медлить с отъездом в Венецию было совсем на нее не похоже.

      Когда Джек заговорила снова, в голосе ее не осталось и следа от прежней веселости.

      – Я скоро приеду, – сказала она. И добавила, прежде чем повесить трубку: – Обещаю.

      Прислонившись к окну, Фрэнки сделала долгий глоток из стакана и вдруг споткнулась взглядом о собственное отражение в стекле. Это лицо, бледное и остро очерченное темнотой, на мгновение показалось ей чужим, она даже обернулась проверить, не стоит ли кто за спиной. Комната была пуста, но странное ощущение – будто из-за стекла на нее смотрит кто-то другой, вовсе не ее собственное отражение, а отдельный, посторонний человек – не желало растворяться.

      Нервы совсем расшатались, сказала она себе.

      За последние пару недель Лондон словно бы отошел на второй план, отодвинулся, так что временами она вспоминала о нем с отчужденностью туристки, точно никогда и не была частью этого города, а он не был частью ее самой. Теперь же, после встречи с той девушкой, после разговора с Джек, она чувствовала, что уединение ее нарушено, что стена, которой она так старательно отгораживала себя от Лондона, рушится на глазах, и вот уже в комнату заползает лондонский смог. Она закрыла глаза, но лучше не стало. Наоборот, ее чувства будто обострились, ноздри наполнились дымом заводских труб, запахом жира из забегаловок с жареной картошкой, перед глазами поплыли городские огни, разлитые по влажному глянцу брусчатки под ногами, и щеки вдруг вспыхнули – это она зашла в тепло с улицы, толкнула дверь и оказалась в «Савое», под настырным взглядом незнакомой рыжеволосой женщины.

      Сперва она старалась не обращать внимания на этот взгляд, смотрела в сторону, оттягивала горловину платья, чувствуя, как ткань царапает шею. Убеждала себя, что ей только кажется, пеняла на бессчетные бокалы шампанского, выпитые на приеме, на виски, заменившее ей и ужин, которым она пренебрегла, и обед, о котором забыла. Она разглядывала остальных гостей сквозь муть несносной светской болтовни и прогорклого сигаретного дыма, с каждой минутой укрепляясь в мысли, что надо было остаться дома, что не следовало поддаваться на уговоры редактора, который уже ловко сбежал, оставив ее одну, и приезжать на пышное торжество в честь некоего молодого литературного гения, которого ему удалось переманить из другого издательства. Учитывая махинации, на которые обычно приходится идти ради подобных сделок, иной на его месте предпочел бы отпраздновать без лишнего шума, но Гарольд – личность исключительная.

      У Фрэнки до сих пор саднило в сердце, стоило вспомнить, с какой миной тот встретил ее на приеме. Едва редактор подошел к ее столику, стало ясно, что увидеть ее он совершенно не рассчитывал. Впрочем, трудно его винить. Обычно она такие мероприятия пропускала, да и на это, по правде сказать, не собиралась, сидела себе дома с бутылкой виски, сперва мешала его с содовой, потом бросила жеманиться и стала глотать неразбавленным