Провидица. Юлия Цыпленкова

ними, делали смуглое лицо хмурым. Колючий и холодный взгляд темных глаз равнодушно исследовал Кати, как и она его. Нос с небольшой, почти незаметной горбинкой, широкие скулы, тяжелый квадратный подбородок с ямочкой. Пожалуй, единственное, что в лице ласса было привлекательным – это его губы правильной формы. Но они сейчас были поджаты в тонкую линию, что придавало Корвелю еще и злой вид. У Кати мелькнуло удивление. За что его любит та красивая светловолосая женщина? Но отогнав ненужные раздумья, она вернулась к их разговору.

      – Ежели вы не будете обижать меня, мне не придется вам лгать, – ответила она.

      – Почему отец не отдал тебя замуж? – вместо ответа на ее слова произнес ласс. – Боится расстаться с твоим даром?

      – Он опасается, что связь с мужчиной погубит дар, – почти равнодушно ответила Кати.

      – Такое возможно? – приподнял брови Корвель.

      Лаисса пожала плечами. Этого никто не знал. Однажды замковый священник сказал, что Святые даруют свою милость невинным. После этого ласс Альвран начал беспокоиться, что дар покинет тело его дочери вместе с девством. Кати, чье сердце еще никогда не билось чаще при виде мужчины, безропотно приняла решение отца. Что касалось внуков, то единственной у ласса была только дочь, но сыновей трое, потому о том, что род прервется, он не беспокоился. Матушка, которая могла бы поспорить с отцом, умерла вскоре после родов младшего брата Кати, последнего из детей ласса Альврана, а больше никто не смел возражать хозяину замка. Если кто-то и жалел Катиль, ей об этом было неведомо.

      – Такое возможно? – повторил вопрос Корвель.

      – Я н-не зна… ю, – сквозь сильную дрожь выдавила она.

      Ласс рывком поставил ее на ноги и схватился за мокрую накидку.

      – З-зачем? – испуганно воскликнула Кати, отшатнувшись от него.

      – В дохлой тебе толку мало, – ответил ласс. – Раздевайся.

      Девушка замотала головой, но дипломатия и этикет никогда не были сильной стороной ласса Корвеля. Он скривился, глядя на перепуганную девицу.

      – Если у тебя четыре груди, ты еще сможешь меня удивить, – произнес он. – Больше тебе удивить меня нечем.

      – Выйдите, – попросила Кати.

      Корвель не вышел, и не отвернулся. Он сорвал платье с благородной лаиссы, следом затрещали ее рубашка и нижние штаны. Мужчина рвал добротную мокрую ткань так легко, словно это была бумага. И Кати даже не могла понять, что ее пугает больше: то, что мужчина смотрит на нее без одежды, или его неимоверная сила. Она закрылась мокрыми волосами и ладонями.

      Ласс отошел к низкому столику, взял бутылку, в которой находился хмельной напиток, щедро плеснул себе на ладонь и велел:

      – Убери руки.

      – Нет! – вскрикнула лаисса Альвран.

      – Мне плевать на твои худосочные прелести, – холодно произнес мужчина. – Я давно не юнец, который загорается от вида женской ножки. Быстро! – от сердитого и повелительного тона, девушка вздрогнула и опустила руки.

      Она зажмурилась и старалась не думать о том, что к ней прикасается мужчина. Между тем ласс Корвель