Гой. Пётр Межурицкий

поманив за собой всех не русских, пошел прочь из кабинета. В дверях обернулся:

      – Ждем вашего вердикта, наши славянские соратники, а мы тут в приемной чаек попьем, думаю, что товарищ Поскребышев это дело организует.

      13.

      То, что полукольца в их семьях передавались из поколения в поколение, им друг другу объяснять было не надо.

      – Я слышал, – сказал комбат, что эти полукольца время от времени должны соединяться в руках одного человека, который, в свою очередь, вновь разъединит половинки, отдав их разным людям только по ему одному ведомому мотиву. Так оно и идет по кругу. И вот, значит, они опять соединились.

      – Несколько неожиданно, – сдерживая себя от проявления эмоций в связи с, возможно, историческим событием, сухо констатировал старший политрук. – Я собирался просить тебя, чтобы ты отдал полукольцо, когда с войны вернешься, моему сыну, а тут такое. Кстати, моих сына и дочь эвакуировали из Южной Пальмиры, а твоего, я слышал, оставили.

      – Как слышал? – ужаснулся комбат. – Кто еще слышал?

      – Лучше спроси, кто не слышал.

      – Все-таки подставили, значит.

      – А кого и когда наши не подставляли? Но может быть, в этом и есть наше спасение. Ты прости, что я тебе сейчас рассказал, но, во-первых, а когда же еще, а во-вторых, тех, кому сейчас шестнадцать, успеют призвать на фронт. И неизвестно, у кого из наших сыновей больше шансов выжить: у твоего в подполье или у моего на передовой.

      – Спасибо, комиссар, утешил, поднял, можно сказать, мой боевой дух перед сдачей в плен.

      – Будь, как настоящий еврей, Гриша, знай, ради чего выжить надо, цепляйся за жизнь, какой бы невыносимой она, порой, ни казалась. Сам знаешь, каково вашим у них в плену. И если что…

      – Неужто благословляешь во власовцы податься, комиссар, если, конечно, что?

      – Спасай жизнь, Гриша.

      – Неужто любой ценой?

      – Любой, Гриша, ты и у власовцев не будешь. Да и не такие они…

      – А какие?

      – Очень может быть, что увидишь и сам… Ладно, я сейчас кое-что подготовлю минут за пятнадцать и пойду. А потом и ты выходи. Но только часов через пять, не раньше, чтоб они тебя под горячую руку не пристрелили.

      И старший политрук принялся тщательно готовить осколочные ручные гранаты к применению, после чего начал прилаживать их к ремню гимнастерки.

      Комбат все понял, но, чтобы разрядить обстановку, спросил:

      – Это что, Пиня?

      – А это пояс аида, Гриша. Может, еще когда и услышишь. Бывай!

      Попрощавшись таким образом, старший политрук вышел из укрытия и пошел в сторону города.

      14.

      Аркаша Карась вырос на Подолянке, полуеврейском районе Южной Пальмиры, что при царе, что при большевиках. Семья переехала сюда с пролетарской во всех смыслах Низиновки, населенной в основном славянами, что при царе, что при большевиках. Простые рабоче-крестьянские евреи жили все же побогаче простых рабоче-крестьянских славян, и над загадкой, почему это так, веками бились как лучшие еврейские, так и лучшие славянские