Уральская рапсодия. Эдгар Кремер

темноте нащупал кабель, висящий на высоте вытянутых рук, и медленно начал движение вверх. Пройдя метров десять, я понял, что не смогу идти дальше, так как затекли руки, а сесть было нельзя из-за уклона и скользкой глины. Тогда я вытащил штырь, на котором висел кабель, вогнал его в глину, сделав таким образом упор для ног. Я вышел из этой шахты через несколько часов. Впоследствии часть этого кабеля была разделана в сарае и сдана риможникам.

      За неделю до школы я решил подкопать картошку на участке, выделенной матери под посадку. Я хорошо знал два маршрута к участку. Я выбрал дорогу, ведущую к аммональному складу, где шахтеры дважды в сутки получали взрывчатые вещества на смену. Свернув у березы в небольшой перелесок, я подкормился спелой костяникой и, перепрыгивая через куст шиповника, стал проваливаться в шурф вместе со сгнившими бревнами, которыми он когда-то был забит. Когда осела пыль, я, оглядевшись, понял, что самостоятельно не выберусь. Был полдень, от дороги этот шурф отстоял метров на пятнадцать-двадцать. Оставалась одна надежда на проходящих шахтеров – около семи утра для первой и около трех часов для второй смены, – которые могли меня услышать. Несколько раз я принимался кричать, но безрезультатно. Начались сумерки, и я понял, что мне здесь придется ночевать. Вообще, про шахтеров-взрывников говорили, что они тугоухие и что медведь им на ухо наступил, они все плохо слышали. Я уложил остатки прелых бревен в приблизительно ровную поверхность и стал ждать наступления утра. Ночью у меня от страха и холода начались галлюцинации вперемежку с яркими видениями некоторых моментов своей недолгой жизни: как тонул, и только выбирался на льдину, как она трескалась и я вновь уходил в воду; как увозили Артура в детдом; как в медпункте мне зашивали верхнюю губу после падения с террикона; какая боль была от плетки Рашида, когда он насквозь пробил левую щеку.

      Мне стало жалко мать, поседевшую от моих выходок. Вспомнил своего друга Фойзулина, отца которого придавило в шахте и у него отняли обе ноги, а у них было четверо детей. Не помню, чтобы я когда-то плакал, а тут заревел и лил слезы, пока не заснул. Разбудил меня продолжительный гудок с кратковременными перерывами – это означало, что на шахте произошел несчастный случай. Все свободное население поселка, а особенно родственники рабочих, в эту смену бежали к центральному стволу шахты и ждали, сколько человек поднимут, кого и в каком состоянии.

      Рассветало. Я услышал далекий, еле различимый лай собаки, а когда через некоторое время она залаяла на меня сверху, я узнал Жучку, которая принадлежала Никите Коршунову. Ему недавно исполнилось 18 лет, и он с отцом впервые пошел получать взрывчатку для первой смены.

      На следующий год я пошел в школу. Мать сшила мне френчик с брюками и сумку из рабочей спецовки. На ноги принесла с работы резиновые боты на несколько размеров больше моей ноги. До школы было около двух километров по рельсам.

      Незадолго