Лето в фарфоровой кружке. Повесть в миниатюре. Евгений Николаенков

что-то держит, ворочает; смотрю – а там туфельки-то мои зимние, а он, подлец, их ручищами своими мнёт да ластится! Кот точно мартовский! В бантик завязал и мне с такой придворной улыбкой подаёт, будто Потёмкин Екатерине-царице, а румянец-то так и блестит у него во все стороны! Так и зовёт! Так и сияет! Так и хлещет! И паразит – фактурный ведь был! Ничего не скажешь. Бицепсы во какие!.. И, скажу я тебе, Иван Сергеевич, губки-то всё равно как у меня, как две клубниченки! Страстные! Да кто и удержится-то?.. А я вот и удержалась-таки! На второй день только ему свистнула, да он меня в киношку-то и сводил, увалень такой окаянный! Но ты, Вань, не слушай! Ты во сто миллиардов крат лучше! Так как ты за такой чумой не бегаешь! Девицам венки всякие не носишь! Но мне это нравится в тебе! Ты знал? О-о-о, но губки, кажется, и у тебя хороши! Ах, вот они и сейчас, смотри, как сияют! И тоже блестят так же, манят!.. О-о-о! Я, кажется, схожу с ума!.. Милый Ва-неч-ка-а!.. А погляди, какие у меня? А-а? А-а? Ну взгляни, взгляни хоть разочек в своего недоступного ангела?! Видишь? Видишь? Я хочу их сравнить! Ва-неч-ка-а!.. – И тут она совсем было первая круто к нему дёрнулась, повернулась, нагнулась, вытаращилась вся, точно змея при нападении, опрокинулась почти всем своим корпусом и, немыслимо бодрая и здоровенная, чуть уж было не налегла совсем впритык на моего доброго друга! Так что ещё минута – и – ей-ей – не удержалась бы! Лягнула!..

      Однако так как наше «волшебное местечко» проходило сквозь то, где что-то шло резко над, а другое где совсем под гору (то вкривь, то наискосок, а то и вовсе по спирали), то во время одного довольно-таки такого крутого подъёма Иван (о умница мой!) так вдруг резко (и притом совсем даже естественно и непринуждённо) нет-нет – да и вырулил своим хорошеньким авто, своей наилегчайшею и сверкающе-чистоплотною машинкою с одного ужас как преопаснейшего утёса! Да так, что наша madam, сделав неожиданный перекат сперва в девяносто, а затем во сто восемьдесят и, быть может, даже во все двести семьдесят градусов к северу от местонахождения моего дорогого Ивана, и решительно и со всего размаху обратилась наконец в страну что ни на есть зазеркальную!.. Всей своей массой, всей, так сказать, неудержимой артистической уплотнённостью и со всей своею неимоверной и неизмеримой неудержимостью!..