Игры Богов, или Порхание бабочки. Мир, ты весь как на ладони. Надежда Карпова

уткнулась матери в шею и, шмыгнув носом, зашептала. – У меня маленький братик! Вот такой, – расставила она ладошки. – Госпожа Пак…

      – Госпожа Пак? – перебила дочь Син Гё. – А кто это? – она напрягла память, пытаясь вспомнить незнакомое имя, но быстро устав, поняла, что сейчас это совершенно неважно.

      – Я не знаю… – повела девчушка плечами. – Но все равно спасибо ей, – тихо проговорила она. – Я когда побежала к соседке, она мне не открыла двери. Я стучала и плакала, потому что было страшно, и молнии, и так бабахало! Я побежала домой, а госпожа Пак уже пришла. Она сама пришла, когда услышала твои крики.

      Дочь говорила бессвязно, но Ли Син Гё выхватывала самое главное, все закончилось хорошо, и у нее родился сын.

      – Мои крики!? – наконец дошли до нее слова Джи Сон.

      – Ну да, она так сказала. Только знаешь…, – малышка прильнула к уху матери, – она такая, такая…

      – Очнулась? – прервал их скрипучий старческий голос. – Поздравляю тебя, Ли Син Гё, у тебя сын! Старуха положила голенькое тельце младенца роженице на живот. – Пусть полежит, почувствует тепло и запах матери, чтобы запомнил на всю жизнь. Она гортанно хохотнула. – Смуглый он, в отца, наверное. Видимо, будет счастливый, раз в такую ужасную ночь родился, да еще в рубашке. А ты молодец, такого карапуза выносила. Старуха забрала малыша, что-то бормоча себе под нос. – Надо же ровно в шесть утра родила, – проговорила она своим скрипучим голосом, но спустя несколько минут чертыхнулась, сплевывая через плечо.

      – Что случилось? Син Гё со страхом уставилась на темный силуэт, осознавая, что никак не может разглядеть лица незнакомки, хоть и видела все предметы в комнате, и маленькую Джи Сон очень отчетливо. Она недоумевала, как старуха могла узнать время, если настенные часы были на батарейках и давно уже стояли, а у старушки часов не наблюдалось.

      – Меченый он у тебя, – отозвалась та, не оборачиваясь. Словно чувствовала, что ее разглядывают.

      – Меченый?! Это как… меченый? – дошли, наконец, до роженицы слова старухи.

      Та не торопилась ответить, а, сложив ладони лодочкой, что-то тихо говорила, легко, и казалось, без усилий, преклоняя колени и делая глубокие поклоны. Поднявшись, она негромко зашептала над тельцем ребенка и, завернув его в пеленки, отдала матери.

      – Мне пора идти, – сухо проговорила она, накидывая на плечи странного вида плащ с огромным капюшоном, отчего и так, едва различимые черты лица незнакомки, сразу исчезли в глубокой его тени. – Сохрани сына от людских глаз, чтобы от собственного страха они не навредили ему. Судьба твоего малыша закрыта от моего взора, но тебе надо знать: переломный момент в его жизни к тридцати годам, дальше темнота. Переживет это время, – будет жить долго. Женщина, предназначенная судьбой, спасет его, но ежели пройдет мимо нее, – погибнет.

      – О чем вы говорите, бабушка! Что значит «меченый»? Какая темнота? Какой момент?! Почему умрет?! Син Гё постаралась встать, но боль толкнула ее