Закрывая глаза смотри внимательно. Полина Нортон

что она часть его легенды, ей легче не будет, а психологу работы добавится.

      Со своей племянницей, Кариной, Андрей общался редко, и считал ее взбалмошной девчонкой, а вот ее мать, Светлана, сестра Андрея была для него как «Платоновская половинка», близка и понятна как левая рука, если можно так выразиться. Они могли не общаться месяцами, но при первой необходимости приходили на помощь друг другу. Поступок, побуждение и невидимое глазу движение души половинки были понятны как свои собственные. При встрече, сколько бы ни длилась разлука, общались легко, доверительно, и это доверие было полным со стороны сестры. Нарушая все инструкции, Андрей посвящал ее в некоторые подробности своей службы и был бесконечно рад, что она не задала ему неудобных вопросов, отвечая на которые приходилось бы врать.

      Муж Светланы не перестал ревновать ее к брату даже после его ухода в монастырь. Эта ревность могла бы продолжаться и после смерти Андрея, потому что не имела отношения к телу, а только к желанному, но недосягаемому для мужа допуску к внутренней жизни и какой-то безусловной любви. Сколько бы тот не ругал себя, внутренне не одергивал, все равно не мог отделаться от навязчивых ревнивых мыслей, возникавших чаще всего после близости с женой, и чем больше наслаждения доставлял секс, тем мучительнее приступ ревности: «Вот молчит, гладит меня по руке, а о чем она думает? Братец, небось, такой вопрос никогда не задаст, знает, или она ему сама все свои мысли на блюдечке с голубой каемочкой выкладывает. Что же это за мучение такое, ну чем я хуже? Вот, в монастырь ушел, спрашиваю ее, а она молчит, улыбается и плечами пожимает. Ну, а глаза какие у нее становятся, когда она на него смотрит или говорит о нем. Разве она не должна любить только меня и делиться со мной своими печалями и радостями? Кажется, убить его готов. Только вряд ли это поможет, будет вздыхать, оплакивать и говорить о нем каждую минуту. Кто же это выдержит?».

      Этот любовный треугольник никогда не позволял расслабиться его катетам и гипотенузе, держал троицу в тонусе. Теперь племянница нуждалась помощи, сестра в поддержке, а зять в трех килограммах тертой моркови, говорят, лучшее лекарство от ревности.

      Широко шагая, почти бегом, что не соответствовало монашескому облачению, брат Андрей продвигался по коридору, в конце которого сидели два человека около двери со светящейся надписью «Кардиореанимация». Они обнимали друг друга и тихо раскачивались. Андрей подошел к ним и встал на колени около сестры.

      – Скажи мне все, – сказал монах, тоном профессионального гипнотизера, глядя в глаза Светланы, залитые слезами.

      – Во время операции сердце останавливалось дважды. Сейчас они борются за ее жизнь, состояние критическое. Карина перед операцией очень хотела тебя видеть, звала тебя, пока бредила. – Послушно ответила она.

      – Пойдем, а ты Саш, здесь будь.

      Увлекая за собой Светлану и быстро подойдя к посту медсестры, Андрей наклонился к уху дежурившей девушки, шепнул несколько слов.

      Девушка поднялась, показала на дверь с надписью «Сестринская», вложила в его руку ключ