Репрессированный ещё до зачатия. Анатолий Никифорович Санжаровский

этому поводу он дёрнул из горлышка с Кирилловым и теперь, обнявшись с ним, шатко бродит по коридору, заглядывает во все комнаты и, кланяясь, на мышиный манер улыбается, оскаливая тонкие гнилые зубки. Он сияет. Он рад. Бюро обкома собиралось проститься с ним по статье, а цековский буферный мужик добился, чего хотел и сам Волков – увольнения по собственному желанию.

      Волков ликующе заглядывает во все комнаты и всем всюду с поклоном говорит одно и то же:

      – До свидания. Я еду до одиннадцатого августа в Ригу к своим искателям.

      Бежать!

      Если человек бессердечный, то и инфаркту не за что зацепиться.

В.Гавеля

      Маркова, новая редактриса, превращает газету в трупный листок.

      И меня подмывает уйти из этого обкомовского бюллетеня. Да куда? На какие шиши жить?

      Может, податься в аспирантуру института международных отношений?

      На вступительных придётся сдавать немецкий.

      Пока есть время, надо подучить его. Стану бегать на курсы.

      Из «Молодого» я обязательно уйду. И куда? Буду искать.

      Больше газета не будет в моей жизни главной. Надо засесть за роман о маме «Поленька». Этот роман будет первым в трилогии «Мёртвым друзья не нужны».

      Днём – газета. Вечером и в выходные – роман.

      А пока поеду поболтаюсь по краешку чужой Европы.

      За две недели по туристской путёвке я побывал в основных городах Германии.

      25 сентября

      Дурь

      Парторг Смирнова положила передо мной на стол записку «Слушали персональное дело Конищева».

      – Какое?

      – По пьяни полез на Маркову…

      – Что он на ней забыл?

      – Свою дурь! Полез, меланхолично мурлыча:

      «На мосту стояли трое:

      Она, он и у него».

      – Полез с кулаками?

      – С колотушкой в штанах! И повод она сама подсунула. Приходит вчера на планёрку и радостно щебечет: «После проводов Нового года осталось много закуски. Не пропадать же! Давайте скинемся по дубику!» Скинулись. Колыхнули. Опять Маркова с цэушкой: после трёх разбегайсь по домам! Но никто никуда не побежал. Всё стаканили. К чему-то заговорили про город Орджоникидзе. Маркова и ляпни: «А-а, это такой маленький грузинский районный городок!» Вот тут Конищев и всплыви на дыбки: «Ка-ак маленький? Ка-ак районный? Ка-ак грузинский? Меня, бывшего преподавателя географии и директора школы, это глубоко взбесило. Не знать, что Орджоникидзе – столица Северной Осетии! Не знать, что в нём проживает до трёхсот тысяч человек! Не знать, что этот город вовсе не в Грузии, а в России!.. Уму недостижимо. Всего этого не знать после окончания Высшей партшколы ЦК КПСС в Ленинграде, святой колыбели нашей революции?! Это полная политическая слепота и темнота, и блевота! И с такими знаниями руководить областной молодёжной газетой? Ну, не-ет!!! Я, зав идеологическим отделом газеты, по политическим мотивам этого так не оставлю!» И, дождавшись, когда Ленка осталась одна в своём кабинете, свалил по политическим мотивам