Первый узбек: Героям быть!. Наталия Николаевна Трябина

капли воды, оставшиеся в жидких волосах на подбородке. Они создавали ощущение чего-то нечистого, холодного и неприятного. Теперь мне было всё равно есть вода в волосах или нет. Безразличие медленно убивает меня.

      Нет, я не потерял остатки того, что мы называем разумом, но я нахожусь в безучастно-холодном состоянии. Оно меня почему-то вполне устраивает, и я не хочу его нарушать, хотя неотвратимо умираю душой.

      О, вот букашка доползла до носка моего сапога и решила своим скудным умишком взобраться по голенищу выше! Да ничего там нет для тебя интересного, лучше ползи туда, где зелень, трава, цветы и покой. Я могу нечаянно придавить тебя и погубить чью-то безгрешную душу. Говорят, что индусы завязывают рот тряпкой, чтобы не проглотить какую-то мошку и не стать пожирателем божественной сути.

      Глотать это насекомое я не стану. Наступила ранняя весна, этой крохе надо успеть оставить после себя потомство. Я осторожно поддел ногтем мизинца жука, подбросил на руке. Он взмахнул своими крохотными оранжевыми крылышками и улетел. А я сижу, смотрю, думаю… Возможно, потом всё это сменится кипучей деятельностью, но сейчас я, пожалуй, выпью кумыс.

      Уже две недели я на свободе. Если кому сказать, что хан вырвался на волю, то любой человек тут же подумает, что враги государства захватили правителя в плен. Заточили в самое глубокое и сырое подземелье. Но он, ковыряя ногтями глину и вгрызаясь в монолитную стену жуткой темницы зубами, сумел вырваться из каменного мешка и сбежать от своих мучителей. Это почти похоже на правду. В Арке*меня окружает множество людей. Всем от меня что-то нужно. Некоторые чиновники действительно приходят по делу. С такими людьми приятно поговорить и ещё приятнее помочь!

      Но чаще всего сардар* хочет в очередной раз напомнить о себе. О том, что у него восемь сыновей от трёх жён и двух наложниц. Не мешало бы каждому из них подарить если не вилоят*, то хотя бы икту*. За заслуги их прадедушки, оказанные моему предку в давно забытые времена. От изобилия знакомых, полузнакомых и просто благополучно забытых лиц у меня начинает болеть голова. Перед уставшими глазами мелькают цветные круги. Но никуда от людей не денешься, и даже если я собираюсь уехать на время из Бухары по делам, то в дороге меня непременно сопровождают те же беки. Изрядно докучают пустые разговоры и непременные просьбы сардаров. Из кабинета я могу просителя удалить, а куда его деть в дороге?

      Что самое красноречивое у просителя? Глаза. Глаза умоляющие, ждущие, просящие, взывающие к сочувствию! Они следят за малейшим изменением моего лица, готовые тут же подать необходимый сигнал языку: работай, настаивай, умоляй, хнычь и плачь! И язык начинает свою ноющую, требовательную песню. Он такой же неутомимый, как и зеркало души, так же заклинает, но уже не подспудно, а явно. Голос просителя вибрирует, возвышается до трели соловья или опускается до бурливого потока горного водопада.

      Всё это делается для того, чтобы я отыскал для его бездельника-сына подходящее имение. Этот лежебока даже одеться