Сумасшедшее лето. Анастасия Ковалева

круто! Так, что даже русские долго не выдерживают. Супер. Перед сном то, что надо. И ехать, в отличие от остальных, домой не нужно. Иду на корабль. Все уже спят. Ложусь на боковую полку. Внутри прохладно и слегка качает на волнах.

      18

      июня

      18 июня. На следующий день мы искали ночлег по церквям. В одной, рядом с университетом, на стенах висят детские рисунки, а вместо службы на огромной плазме идет… футбольный матч! Нас угощают кофе и печеньками. В Хельсинки везде, во всех благотворительных местах и церквях дают безлимитный кофе. Подсаживают? После матча церковь закрывается. Спрашиваем, можно ли заночевать. Нельзя – в 12 ночи здание автоматически ставится на сигнализацию, реагирующую на движение. Нас отправляют в уже знакомый центр «Херманн Дьякония», через дорогу. Идём туда. Время позднее – одиннадцать вечера. Звоним в дверь. Выходит сотрудник. Говорит, что мест свободных нет. Спрашивает, откуда мы.

      – Из России

      – Русские? Заходите.

      На втором этаже, в зале для проповедей, на полу спят бомжи. Всё прилично: матрасы, одноразовые простыни, одеяла. Даже вай-фай есть. Самые лучшие места – на сцене, уже заняты. Ложимся, куда приходится – между чьими-то ногами. В шесть утра первыми поднимаются цыгане: торговать журналами. Бездомные здесь прилично выглядят: европейцы из бедных стран, арабы, все чистые, ведут себя очень культурно, не пьют. Нас кормят завтраком: кофе, бутерброды, в десять утра овсянка.

      Находим новое «хлебное» место для заработка: у метро «Хаканиеми», у большого алкомаркета. Лето стоит жаркое – теплее, чем в Питере. Финны не работают, все сидят в парках и пьют пиво. Но за баночками уже охотится цыганская мафия: каждый чистит свой район, а вечером они собирают огромные мешки и сдают. Что нам перепадает – это крохи. Да и таскаться с мешками банок по городу не очень приятно, особенно, когда ты подходишь к местным. Узнала, что принимают далеко не всякие банки. Стекло и пластик тоже сдается, но на улицах не найти. Стекла нет вообще, а пластиковые бутылки люди не выбрасывают, потому что они дорогие.

      Идем в парк. Две тетки огромных размеров неформального вида, с зелеными волосами, в платьях, возрастом около 40, дают нам пиво и напиток «джин» в баночках. Я алкоголь не очень люблю, но у финнов пиво слабое: сколько не пей, не пьянеешь. К тому же, в жару хорошо освежает. Пыталась намекнуть на «переночевать негде». Тётки засобирались домой. Оно и понятно. Мы с Димой разделились. Я пробую найти кого-то в парке. Сегодня здесь немноголюдно. Меня клеит африканец, живущий в Эспо. Предлагает переночевать у него, но как-то не хочется. Чувствую его нехорошие намерения. Дима находит укромное местечко у метро: здесь и крыша есть, и никто не ходит. Рядом валяется дверь. Подняв ее, Дима, как Халк, закрывает вход.

      Утром просыпаемся, на территории работают строители. Быстро сматываемся. Больше там спать нельзя, да и скучно на одном месте. Надо искать что-то новое. Набрели на еще один благотворительный центр: слово «diakonia» знаю уже наизусть. На большой территории располагается