Казачья вдова. Сергей Домашев

снега плавное круженье,

      То вихрей бешеный кураж…

      Такой мне виделся пейзаж.

      А на его цветастом фоне,

      Обрывки всякие клубя,

      Другие виды в сером тоне

      Слагали сны.

      И там себя

      Я видела в ватаге прыткой

      Чуть косоглазой детворы…

      Запомнились и ритм игры,

      И что шатёр зовут кибиткой,

      И чей-то смех внутри его.

      Но помнятся ясней всего

      Овечий гам и бычий рёв,

      И гул бегущих табунов.

      При виде рожицы зеркальной

      Мне удалось видений муть

      От зёрен давности реальной

      Хоть на мгновенье отпугнуть.

      Как будто трещину сквозную

      Я вдруг увидела в стене,

      И та придвинула вплотную

      Страничку прошлого ко мне.

      Вот что поведала страница.

      …Гурьба людей, судя по лицам,

      Того же рода, что и я,

      Негодованья не тая,

      Кляня кого-то, с кем-то споря,

      Тащила безлошадный воз,

      Еще не принявши всерьёз

      На всех свалившегося горя.

      Их было больше десяти.

      Какие узы их скрепляли,

      И что собой они являли –

      Теперь ответа не найти.

      Но все спаялись в плаче

      горьком,

      Лишь очутились за пригорком,

      Откуда стали не видны

      Гурты, отары, табуны,

      Внезапно ставшие чужими,

      Отнятые людьми лихими,

      Людьми в скрипучих пиджаках,

      С законом пагубным в руках8.

      VII

      Холмов знакомых очертанья

      Давно растаяли вдали,

      А люди всё куда-то шли

      С бедою, возом и стенаньем.

      Упав на землю, засыпали.

      А если с неба вдруг польёт,

      На кольях утлое жильё

      Напялить ловко успевали.

      Из них мне дядькою был кто-то.

      Мне шел, должно быть, пятый год.

      Я, общей пользуясь заботой,

      Пока не ведала невзгод.

      Но тоже жизнь – не без изъяна:

      То сыр засох, то нет ирьяна 9,

      Даже обычная вода

      У нас бывала не всегда.

      Степные редкие колодцы

      Нам освежали только страх:

      Их охраняли инородцы,

      Всё в тех же черных пиджаках.

      Лишь мы направимся гурьбою

      К заветной влаге, как пальбою

      И гоготом без всяких фраз

      Оглушат и отринут нас.

      А смерть таит не только пуля.

      В сухой степи, в разгар июля,

      На тех, кто претерпел урон,

      Она глядит со всех сторон.

      От зноя, зла и мысли гневной,

      И отвсего, что в этот ряд

      Поставить можно, ежедневно

      Слабел наш маленький отряд.

      Уже оставлена телега

      С остатком скарба.

      И привал

      Старшой всё чаще объявлял,

      Помимо полдня и ночлега.

      Уже растресканные губы

      Кусок еды сухой и грубой

      Принять не могут. Сохнет рот.

      В глазах темнеет. Смерть идёт.

      А впереди – рывок