Керченские истории. Сборник. Валерий Павлович Заболотный

сельской дороге в коротеньких штанишках и есть я. Зовут меня Павка, и я уже взрослый, ибо у меня есть младший брат – вечно что-то жующий пузатый коротыш, за которым я должен следить и годить ему, иначе мне будет горе. Излишне говорить, что когда появился Иван (так зовут моего братца), детство для меня закончилось, и я стал «здоровилой», к слову сказать, на то время шел мене уже пятый годок. Конечно, я его невзлюбил, однако свои обязанности нес исправно, в том числе и от того, что опасался батьковых тумаков. Батько мой, Владимир, был человек суровый, каких и вынашивала тогда наша земля, он работал «в скале», чем кормил семью, продолжая свой род Заболотных. От него я знал, что дед его, Тарас, в далекие царские времена пришел пешком из Украины и основал здесь род свой, взяв в жены девушку и родив двух сыновей – Харитона (моего деда) и Трофима, который рано умер, отчего продолжения своего рода не имел. Кем была моя прабабка – я не знаю, и имени ее уже никто не вспомнит.

      Мама моя, Мария, была женщиной дородной, с красивым открытым лицом, и, не смотря на суровый быт окружающий ее, была женщиной задорной, и я бы даже сказал искрометной, чем, несомненно, нравилась моему отцу, хотя, все равно ей от него и попадало, ведь время и нравы были такие. Тогда считалось, что если муж свою жену не бьет, то и не любит он ее вовсе, будто она ему безразлична. Мама рассказывала мне, что дед ее был по национальности пОляк, однако далее подробности мне неизвестны.

      Конечно, у меня были дед и баба, по отцовской линии, к которым я любил бегать в гости, так как жили они неподалеку. Деда звали Харитон, как я уже говорил, однако многие его звали дед Пультэка, почему именно возникло такое прозвище, по какой причине и что явилось основанием, мы уже никогда не узнаем. Вообще деревенские жители были еще те мастаки давать прозвища – достаточно было не так произнесенного слова или фразы и к человеку мгновенно она приклеивалась, и он становился обладателем прозвища.

      Одним прозвища давали по происхождению, другим по наитию. Достаточно было одному парню обмолвиться и на шпака (так у нас называли скворцов), сказать «пштак», так он тут же стал Пштаком, а позже и дети его – пштаками, или детьми Пштака или пштакинчатами. Одна женщина, имени ее я уже не помню, приехала, сбегая от голода из Поволжья, и поселившись в Булаганке, женила своего сына, Ивана на местной девке. Уж как звали эту несчастную девушку никто и не помнил, а все потому, что свекровь назвала ее при людях, как привыкла у себя на родине – снохой (что до сего случая никто в селе не слыхивал), так и осталась бедная девушка Снохой, а дети ее – Сночынчатами. Особо запомнилась мне баба Мещиха, которая жила неподалеку, она разговаривали с сильным поволжским акцентом, делая ударение на «о», и врезалась мне в детскую память ее фраза:

      – Пойду домой, в избе у меня Вовка гОлодный и Мешка гОлодный.

      Фраза, в общем-то, совсем не смешная, но нам не смотря на то, что и мы были не лучше этих голодных Мешки и Вовки и также, не доедали, она, благодаря чисто манере ее произношения