Круг Девятирога. Владимир Городов

радует. Ну что ж, ступай. И молю Обоих в надежде как можно быстрее вновь увидеть здесь и тебя, и его. Касерен проводит тебя.

      Суродила,

      ночь с 8 на 9 сатината 8855 года

      Первое, что я увидел, перешагнув порог трактира,– желчное самодовольное лицо Тринеза, которое с левой стороны венчала огромная лиловая шишка.

      – Вот он, хватай его! – завопил доносчик, и моё плечо будто зажали в тиски. Я оглянулся. Оказалось, что в этот раз Тринез пришёл не один, а привёл с собой стражника и ещё четырёх человек. Эти четверо, как-то зло прищуриваясь, вглядывались в моё лицо. Особенно злым показался мне один из них, лысина которого представляла собой огромный рубец, как будто в недавнем прошлом на нём вспыхнули и в момент сгорели все волосы. Из всей компании только держащий меня стражник оставался непробиваемо-спокойным. Глядя на него снизу вверх, я, несмотря на дрожь в коленях и холодок под ложечкой, почувствовал невольное восхищение. Это было что-то! Боевая машина десанта в образе человека! От него прямо-таки веяло непреодолимой мощью и смертью. Касерен, отважно бросившийся меня защищать, куклой отлетел к стене, получив короткий удар левой рукой, и остался лежать без движения, а равнодушное выражение на бородатом лице стражника не изменилось ни на миг.

      – Ну что, узнаёшь обидчика? – спросил Тринез лысого.

      – Как не узнать, узнал! Такого урода трудно забыть!

      – Он, точно он,– закивали головами трое остальных.– Ни с кем эту образину спутать невозможно.

      – Ну что, крысобакин сын, попался? – зашипел лысый мне в лицо и, похлопав себя по уродливой плеши, спросил.– Где же те роскошные кудри, которые должны были вырасти после применения твоего бальзама?! Смотри, гадёныш, что стало с моей головой! И за это я заплатил целый катим! Но я с тобой ещё не до конца рассчитался. Вот тебе!

      С этими словами он плюнул мне в лицо: ещё один привет от слишком уж часто поминаемого мною Посланника. А лысый продолжал:

      – Но окончательно рассчитавшимся с тобою я буду считать себя только тогда, когда собственными глазами увижу, как тебе на медленном огне отжарят левую ногу, как это положено за незаконное врачевание.

      – А кроме незаконного врачевания этот мошенник обвиняется в принадлежности к привольным! И я сам, и трактирщик слышали, как он это собственноустно признал! – провозгласил Тринез.

      Бледный трактирщик стоял за своей стойкой ни жив, ни мертв, опустив глаза. Понятно, что он подтвердит что угодно: куда ему деваться!

      – Веди его в узилище,– приказал Тринез стражнику.– И вот этого прихвати! – указал он на Асия.

      – Его-то за что? – возмутился я.

      – А для проверки слуха! – съехидничал доносчик.

      Всю дорогу до тюрьмы стражник прошагал молча, не обращая внимания на наши с Асием трепыхания. Казалось, он просто не замечает, что в каждой руке у него дёргается по человеку. Нам оставалось только семенить рядом: ощущение такое, словно случайно зацепился за паровоз. Наше незавидное положение усугублял ещё и гнусный Тринез, вприпрыжку бегущий следом и по очереди пинающий