Ворошенный жар. Елена Ржевская

После расстрела поставили доску с надписью: “Злостно караются поджигатели немецким правительством”. Это было написано крупными буквами. Еще было написано мелкими буквами, то я не прочитала…

      После этого ко мне приходил Вавилов (до войны работал экспедитором на пекарне), который при немцах назывался господином Лапиным и работал в немецкой управе, и приказал мне выехать из Ржева в двухдневный срок. Я ходила к нему в управу, на двери кабинета была вывеска “Особый отдел”. Я спросила у него: “Товарищ Вавилов, зачем так жестоко предали моего мужа?” Он ответил: “Я на сегодняшний день господин Лапин”. Я спросила: “Господин Лапин, за что предали так жестоко моего мужа?” Он ответил: “У ваших коммунистов ноги коротки, а у наших офицеров длинные. Наши офицеры их догоняют”.

      После этого я не сдержалась, сказала, что, может, и у вас вскорости будут короткие ноги. Он вскочил со стула и предложил очистить кабинет. После этого ушли со своей семьей из Ржева сюда, в деревню Горенки».

* * *

      Часов с шести вечера обстреливают деревню. За переборкой в нашей избе продолжается заседание сельсовета.

      – …Чтобы мимо нас не смог пройти ни один шпион и другой чужой элемент…

      Снаряд со стоном проносится над крышей. По потолку к нам сюда сочится из-за переборки дым самосада. – …Которые дезертиры заходят в деревня́… переночуют безо всякой претензии и совершают кражи…

* * *

      В Ржеве висит объявление за подписью верховного главнокомандующего германской армии: «Кто укроет у себя красноармейца или партизана, или снабдит его продуктами, или чем-либо поможет, карается смертной казнью через повешение. Это постановление имеет силу также для женщин. Повешение не грозит тому, кто скорейшим образом известит о происходящем в ближайшую германскую военную часть…»

* * *

      Ударяясь о лавки, задевая чугуны, деревянное корыто, споткнувшись о кольцо на крышке, ведущей в подполье, брожу по избе. Над ней нависла война, каждый час чреват для нее гибелью, и все тут одухотворено; трогаешь то то, то се с трепетом, словно прощаясь, еще и не узнав-то близко.

* * *

      Этот бывший уездный город в сердцевине России. Жила, не ведая о нем нисколечко. А теперь всё – Ржев, Ржев.

* * *

      – Уважаемые товарищи! Фашистские гады злодейски убили нашего земляка и любимца – баяниста Дроздова. Перед смертью он успел крикнуть: «Мы здесь хозяева, а вы нет, и будете вы здесь валяться, как вонючая падаль!»

* * *

      На опушке леса никаких знаков. Нет белого флага с красным крестом. Раньше это служило защитой. Но не в эту войну. К дереву приколочена дощечка «Хозяйство Черняка» и стрелка, указывающая на разбухшие от грязи колеи, ведущие в глубь леса. Мелькают белые халаты между стволов. В вырытой яме свалены окровавленные бинты, вата… Их забросают землей или подожгут к ночи, когда дым над лесом незаметен.

      Разгружают санитарную машину.

      За столом на опрокинутом ящике сидит девчонка в пилотке, косо напяленной на короткие завитки волос, пишет под диктовку доктора – маленького, опрятного, снующего среди прибывших