Подсказок больше нет. Светлана Волкова

тебе, подруга, ничего, и надобно переключиться на кого-нибудь другого. Носова поняла, наверняка расстроилась, но не возненавидела его. Но Юльхен… Как же можно так, ТАК унижаться?

      – Мне больно, Дима. И, правда, не хочется от жизни больше ничего…

      Юлия Генриховна опустила руку с айфоном, продолжая стоять у окна и всматриваться в греющихся на робком весеннем солнце голубей. Проснувшаяся совесть нашёптывала Кабанову, что он тоже был жесток с ней сегодня. Ему стало до оскомины стыдно за всё, что он ей наговорил, за то, что он творил в раздевалке – подленько, без свидетелей. И ещё было невыносимо неловко за саму Юлию, за кричащее женское одиночество, за унижение, и в то же время бесконечно её жалко. Он попятился к двери, стараясь остаться незамеченным, но случайно задел что-то ногой.

      Она обернулась:

      – Кто здесь?

      Кабанов высунулся из-за доски, боясь встретиться с ней глазами.

      – Юлия Генриховна, я секунду назад зашёл, правда. У меня, – он судорожно подыскивал слова, – вот тут за доску монета закатилась.

      – Монета… – она ещё не совсем понимала смысл слов извне, будто бы медленно возвращалась из своих далей, из своей «игры», совсем не похожей на «игру» Кирилла, где она, в отличие от него, не была победителем, и где было ей плохо, очень плохо.

      – Я айфон, кажется, забыл. Вы не видели? – негромко спросил Кабанов.

      – Кабанов?.. – Юлия Генриховна словно очнулась, взглянула на Кирилла и сразу же опустила заплаканные глаза. Ему показалось, что они у неё с пол-лица, небесносиние, как в аниме. И подумалось: а она ведь красивая.

      Юльхен села за стол, непослушной рукой сняла заколку, позволив пушистым волосам упасть на плечи и закрыть половину лица, словно отгородилась от мира шелковой завесой.

      – Вот возьми, – она протянула айфон, напряжённо глядя в учебник, который, как заметил Кабанов, лежал вверх ногами.

      Он взял айфон и повернулся к двери.

      – Кирилл! – сдавленно выкрикнула она. – Я тут позвонила с твоего телефона… айфона. У меня, понимаешь, трубка села… Я говорила, наверное, минуты три…

      Юлия Генриховна вытащила из висящей на стуле дамской сумочки кошелёк и начала рыться в нём.

      – Я заплачу тебе за звонок.

      – Что вы, – испуганно выдавил Кабанов и зачем-то соврал: – у меня безлимитка.

      – Нет, правда, Кирилл, я не хочу, чтобы мой звонок…

      – Юлия Генриховна, не надо!… А вы… Вы сейчас домой уходите?

      Что он несёт? Кабанов и сам не очень соображал, только чувствовал, что внутри него притаился какой-то дикий страх: а вдруг она, и правда, жить не захочет, что-нибудь с собой сделает?

      – Почему ты спрашиваешь? – Юльхен всё ещё не решалась повернуть к нему заплаканное лицо.

      – Ну, я просто так. Могу помочь вот доску оттереть или ещё что.

      – Спасибо, не стоит. Иди домой. Я поработаю ещё, потом сама всё сотру.

      Он стоял неподвижно и впитывал каждое её слово.

      – Иди,