Блокада Ленинграда. Дневники 1941-1944 годов. Сборник

ушел последний эшелон. Сегодня блокирована последняя магистраль, связывавшая Ленинград с остальной частью страны. Враг перерезал ее от реки Тосно до Синявина и Мги включительно. Неприятель отрезал и водный путь в Ленинград. Он вышел на левый берег Невы.

      Со вчерашнего дня прекратилась эвакуация заводов и населения. Город начал переживать новый этап своей истории. Надолго ли? Ленинградцы полны решимости до конца не сдаваться. На улицах города строятся баррикады, рабочие батальоны учатся тактике уличных боев. Если враг попытается вступить в город, он дорого заплатит <…> [А. К-й][12].

      28 августа 1941 года

      Сегодня пришел ко мне из Народного ополчения начальник арт-склада, который помещается в подвале нашего Мраморного дворца, и попросил дать ему еще помещение, затем провел меня в подвальное помещение, где помещался склад. Он оказался битком набит боеприпасами. Мне очень не понравилась такая неконспиративность начальника. Мне вовсе не требовалось знать, что у них хранится. Если так плохо будут охранять, то могут нарваться на диверсию. Не так давно возле нашего дома милиционеры задержали диверсанта на грузовой машине.

      Сегодня после 5 часов вечера позвонили из райкома и дали директиву срочно уничтожить архив нашей организации, для чего составить комиссию, которая по акту уничтожает и акт сдает в райком не позднее 9 часов утра следующего утра.

      Собрала членов партбюро и занялась уничтожением архива. Работали до 8 час 15 мин вечера. Хорошая печка все сожгла очень быстро. Мы все понимали, что на фронте создалось серьезное положение, и ни о чем не разговаривали, а делали дело. Оставила несожженными только несколько дел, касающихся исключения из партии коммунистов Воробьевой, Шарикова и Нива [Е. С-ва].

      1 сентября 1941 года

      Лежу, смотрю в окно, вижу ясное небо, зеленую листву деревьев. Иногда солнышко, играя, заглянет. Так спокойно, кажется, и тихо. Природа нежится. Юрка безмятежен, играет на полу. Только игра его не обычная: взрывы, бомбежки, налеты, ранения. Нет, не все так спокойно. Обманчиво все кругом. Атмосфера сгущается. Что ждет нас через день, два? Уцелеем ли мы с Юркой в этой пучине. Он мал, а я больна. Вот что плохо. Я лежу и не знаю, когда встану на ноги [В. И-а][13].

      2 сентября 1941 года

      Немцы почти у Ленинграда, но никто из нас не сомневается, что здесь они не будут. <…> Город вооружился, ощетинился. В высококультурных и гуманитарных учреждениях расположились вооруженные люди. В Академии художеств, Академии наук, на филфаке Университета пахнет солдатскими сапогами. Это наши ополченцы. В профессорской лежат тюфяки. По ночам здесь спят профессора-пожарные. Часто можно встретить ученого с мировым именем в грязном балахоне с кистью в руках. Они на чердаке обмазывают стропила огнезащитным составом и трепещут перед студентами – инструкторами ПВХО.

      Улицы странные: окна первых этажей забиты двумя слоями досок (между ними – песок). Это придает городу нежилой вид, но масса народа на улицах свидетельствует об обратном.

12

А. К-й – директор завода.

13

В. И-а – учитель русского языка.